Сказание о войне села Дураково против...

Сергей Соколов
хутора Отщепня

(полуфантастическая трагедия в фарс-миноре)
Живым и павшим в I-ю Чеченскую Кампанию посвящается.

Часть I. Сходка

Светит месяц... Но не ясно,
Будет ли светить луна:
Горизонт пылает красным,
К Дураково ежечасно
Приближается война.

Раскупили соль да мыло,
Собирая свою рать.
Чтоб в процессе боя было,
Когда враг ударит с тыла,
Чем порты свои стирать.

В сельсовете нынче сходка,
Взад-вперёд снуют гонцы.
На повестке оперсводка,
И уже почата водка,
И грызут уж огурцы.

Начинали на подходе:
По одной, по две, по три.
Кто упал в кювет на взводе,
Кто расплылся по подводе,
Кто пускает пузыри.

Те, кто сдюжил испытанье,
Не напился в лоскуты,
Избираться будут стайно,
По секрету, очень тайно
На военные посты.

На селе нужны стратеги,
Да и тактики притом:
Чтобы знать, где бросить слеги,
Чтоб послать вперёд телеги
Указующим перстом.

Первым рявкнул председатель:
"Ну-ка, пасти на запор!"
Дале ямб полез на дактиль...
А в дыму, как птеродактиль,
Тихо плыл к окну топор.

"Анадысь случилась смута,
Понимаешь, и фигня:
Отделиться почему-то
Захотел отдельный хутор
По прозванью Отщепня!

Все мы ноне суверенны,
Палец в рот нам не клади.
Но какого ж мы-то хрена,
Не пойму я мозгом бренным,
Змей пригрели на груди?!"

Громко хрустнув кулаками,
Встал начштаба Пашка Жбан:
"Кунаки, блин, кунаками,
Да нашла коса на камень,
И пора идти ва-банк!

Сколь коров мы им нагнали,
Сколь пригнали тракторов!
А таперьча, трали-вали,
Нас не ведали, не звали...
От винта! И будь здоров!

Не уступим им ни пяди:
Ни земли, ни дня, ни пня!
Раз они такие дяди,
Мы их шапками, не глядя...
И заглохнет Отщепня!

Захотели отщепенцы
Строить свой "сувернитет".
А мы в ответ на их коленца
Вдарим Джоулем по Ленцу,
Когда выйдем тет-на-тет."

С Пашкой Жбаном нету сладу...
Усмирить Павлуху чтоб,
Нужно пить три дня с ним кряду
До присяду, до упаду...
А потом - оглоблей в лоб.

"Они прутся к нам без визы.
Где наш визовый режим?!
Шлют фальшивые авизы...
А мы: то смотрим, блин, стриптизы,
То напьёмся да лежим".

Тут восстал зам.начобоза
По прозванью Васька Кот:
"Шапок мало у колхоза...
Но уж если грянут грозы,
Кепки мэрия пошьёт.

На колёсах есть турусы...
Вот насчёт сапог - туман.
Не ушедши от искуса,
Их отправили к индусам
Омываться в океан.

С нами шутки очень плохи!
Коль мечом взялись махать
И грозить с границ нам лохи,
Значит, надо нам их трохи
Проучить, ядрёна мать!"

Встал с задов начальник тыла
В шапке заячьей Мазай:
"Мы ударим с жару, с пылу,
Пока ярость не остыла,
Пока кровь кипит...Банзай!

Обнаглели хуторяне!
Нет, не впрок им доброта.
Мы им, блин, то - блин, то - пряник,
Не пора ль, коль буря грянет,
Дать попробовать кнута?"

С печки вдруг раздался рокот,
Там дремал начальник ГРУ:
"Мы разведали все тропы,
Наш десант проверил стропы
И готов вступить в игру.

Спутник сделал фотоснимки,
Наш шпион внедрён в их штаб.
И теперь мы без заминки
Можем видеть всё от свинки
До купающихся баб".

С пола скрипнул нач. по кадрам,
Бывший прапор Кривонос:
"Отщепенцы, стерьвы-квадры,
Учинили бунт за кадром...!
А у нас на кадры спрос.

В Дураково есть громадный
Войск элитных контингент.
Коли подвиг нужен ратный,
В этом видится отрадный,
Очень выгодный момент".

Тут восстал вдруг, как секвойя,
Предколхоза, сжав наган:
"Нам элиты нужно вдвое
Для охраны и конвоя
В Дуракове! Верно, Жбан?

Под луной ничто не внове.
А ну, случится бунт у нас?!
Были ведь и в Дуракове
Баррикады, реки крови...
Нас ведь спас тогда спецназ!"

"А кого ж послать на хутор? -
Крякнул прапор Кривонос.
- Обрезанье всё ж кому-то
Нужно сделать очень круто...
Правда, с ним там - не вопрос".

С чердака раздался голос,
Будто домовой в трубе:
"Жидок ум, хоть густ твой волос!
Всё давно перемололось
И решилось в ФСБе.

Время не ползёт улитой,
Время скачет скакуном.
И конечно же элита,
Хоть и тишь кругом разлита,
Нам нужна здесь, под окном.

Дело пахнет керосином
И бензином в Отщепне.
И пора в возне крысиной,
Сделав колья из осины,
Не оставить пня на пне.

Покумекав нынче с предом,
Мы решили так вопрос:
Коли мир так нагло предан,
Воевать за наше кредо
Новый контингент подрос.

Льнут к колхозу, как к корове
первогодки от грозы...
Пусть в бою напьются крови,
Стиснув зубы, сдвинув брови!
Пусть в бою пройдут азы!

От безделья разопрели!
В этом прелесть есть своя…
И пускай полк необстрелян,
Присягнули уж в апреле,
А обучатся в боях".

У матросов нет вопросов,
Подводить пора концы.
И без прений и обсосов
Средь бутылочных торосов
Стали резать огурцы.

А куда же им деваться?
Приняли от "а" до "я".
После тостов и оваций
Спьяну стало всем казаться,
Что уж пала Отщепня.

P.S. Лишь юродивый Ульянов
Скрёб когтями лысый чан:
На хрена лезть к окаянным
По болотам да бурьянам
Защищать дураковчан?


Часть II. Подготовка и бросок

Утро. Луч стучит в окошко.
Потянулся шар земной.
Васька Кот, приняв немножко,
Пнув беременную кошку,
В лес пошёл за бузиной.

Дед Мазай срезает трубки
Под калибр бузины.
Ведь в преддверье мясорубки
Ими снайперские группки
Овладеть весьма должны.

Крестьянин Диор строгает
Кол осиновый с ленцой.
Пашка Жбан не помогает:
То работу матом хает,
То затянет, будто Цой.

Кривонос пошёл по школам
С парикмахером брить лбы.
Сельский подрывник Микола,
Взяв литруху толуола,
Начал лбом считать столбы.

Если будет контратака
На последний наш редут,
На дорогах будет драка…
И столбы должны без брака
Пасть на тех, что к нам идут.

В дуракове точат вилы,
Косы, грабли, топоры.
В клубе - каждый день "Годзилла",
Дачи горожан да виллы
Поутихли до поры.

Месяц - как в грязи подкова.
Речки светится колье.
Встал под знамя Дураково
Контингент мотострелковый
И ушёл в небытие.

Провода гудят под током,
Мины в поле зацвели.
И ползут войска потоком
По дорогам, по протокам
Воевать на край земли.

Трактора хрипят натужно,
Кони рвутся в постромкАх.
Край чужой и хутор южный,
В общем никому не нужный,
Ждёт в засаде их в горах.

Беженцы бредут навстречу,
Головы склонив к земле.
То ли ветер, то ли вечер,
То ль дыханье гасит свечи…
То ли - смерти вздох во мгле.

На привалах пьют без меры,
Да во сне впадают в раж…
Без любви, надежд да веры
Сны вчерашних пионеров
Все одеты в камуфляж.

Где-то песней недопетой
Истончилась синева.
Материнский образ где-то
На границе тьмы и света
Тлеет уж едва-едва.

P.S. Лишь Ульянов в кепке старой,
Руку вздёрнув в облака,
Поднатужившись с угару,
"Дал" по Зимнему амбару
С крейсерского челнока.

Часть III. Вторжение

Вот и путь окончен тяжкий.
Дремлет в тёплых избах враг.
Скинув потные рубашки,
Скатки, сапоги, тельняшки,
Все к ручью бегут в овраг.

Что-то хутор не трепещет,
Не ползут гонцы к ногам,
Хоть и взят в двойные клещи…
Только речка мирно плещет,
Только скот жуёт чуинг-гам.

Как покой порой обманчив
Над полями, над рекой.
Лес тенистый так заманчив,
А в кустах лежат команчи,
Томагавки - под рукой.

У войны характер трудный.
В злой ухмылке хмуря бровь,
Бросит в небо голос трубный:
Всё заглушит запах трупный,
И рекой польётся кровь.

Так и здесь… Вдруг тишь взорвАлась!
Встала на дыбы земля.
И средь огневого вала
Смерть в оскале завывала,
Череп жёлтый оголя.

Пули градом барабанят
По дюралевой броне.
В БМП - кровавой бане -
Стоны, мат, призывы к маме
И проклятья Отщепне.

Что ни дом - в упор базука
Начинает танки рвать!
Только кто ж, какая сука,
Дал приказ: "В башибузуков
Без приказа не стрелять!?"

Вот и вышло: пуля - дура,
А штыком их не достать.
Будто вышли на халтуру
По приказу самодуров
Отщепенцев пощипать.

Алой кровью истекает
Полк на выжженной земле.
И бойцы, глаз не смыкая
И в приказы не вникая,
прут в атаку, ошалев.

Мы - рабы твои, присяга:
Лезь на дзот, хоть нету сил,
Иль пади под рваным стягом…
А в тылу какой-то Яго
Руки потные омыл.

Пули, будто пчёлы в улья,
Впиться в сердце норовят.
Жалят, убивают пули
Тех, кого на бойню пнули -
Необстрелянных орлят.

Траки долы рвут да кряжи,
Сами рвутся без конца.
То трава под траки ляжет,
То - земля, то в камуфляже
Тело павшего бойца.

А над полем страшной брани
Солнце дымное закрыл,
Изрыгая гром и пламя,
Всё кроша, круша и плавя,
Семирылый Винтокрыл.

Белый ангел в маскхалате
Вдруг над битвой запорхал.
Весь в огне, как будто в злате,
Возопил: "Очнитесь, братья!"
И, подбитый, падшим стал.

Да и кто ж ему ответит,
Коль в разгаре уж резня?
Смерть косою в горло метит,
Проку нет в бронежилете.
Кровью в горле Отщепня.

Окуляр вдавив в глазницу,
Снайпер целит прямо в глаз.
Он спокоен, он не злится:
Что юнец ему, что птица,
Что накачанный спецназ.

Будь ты в "Альфе", "Бете", "Гамме",
Тренировки не спасут.
Хоть ты срок мотал в Афгане,
Всё равно вперёд ногами
Грузом 200 понесут.

В поздний вечер, утром ранним,
Тёмной ночью, ярким днём -
Вы в потоках грязной брани
И истерики на грани
Под кинжальным шли огнём.

Пахнет кровью воздух вязкий,
И пылает плоть земли.
Вы высоты брали в связке:
Кто в бандане, кто в повязке…
Да и в связке полегли.

Тем, кто на свои высотки
По телам успел взбежать
И "ударить" уж по сотке
(кто-то - спирта, кто-то - водки),
Дан приказ: "Назад отдать!"

Очень странные стратеги
В Дуракове за мостом.
Сплошь все Вещие Олеги!
Всё бы им стоять на бреге
С указующим перстом.

Из обломков голос ломкий
Слышен: "Мама!" И замолк.
И утюжил танк обломки…
Вспомнят ли когда потомки
Смешанный с землёю полк?

Глядя мёртвыми глазами,
Неудавшийся студент
В небеса свой сдал экзамен.
И предстал пред образами
Не отпетый контингент.

Отворяй врата из злата!
Да смотри, не запирай!
Брат оплакивает брата…
Аты-баты, шли солдаты,
Шли из ада прямо в рай.

Командир даёт наводку!
Бронебойным заряжай!
Дал бы на вино иль водку,
Били б в аккурат в серёдку,
Сняли б выше урожай.

Хуторяне носят чётки
Из отрезанных ушей.
У войны - закон свой чёткий:
Кто - с трибун трещит трещоткой,
Кто - в траншее кормит вшей.

Дышит тяжко полк на ладан,
Тучи застят всю луну.
Чёрный снег на землю падал…
Вороньё летит на падаль,
Мародёры - на войну.

Оловянные игрушки
В Отщепне спят вечным сном.
Кто - под танком, кто - на пушке.
А игрок после пирушки
Спит на вилле под окном.

P.S. Лишь юродивый Ульянов,
Пальцы вдев в бронежилет,
Бормотал: "Вся власть - крестьянам!
Отщепня - дураковчанам!
Лучше для мужчины нет!"


Часть IV. ...А вышло как всегда (или кто виноват?)

В Дураково тишь да темень,
Филин ухнет лишь в ночи.
Председатель чешет темя:
Подводить итоги время,
Прилетели уж грачи.

То он ляжет, то он вскочит,
То он выйдет на село.
Заполошно крикнет кочет...
Председатель спать не хочет,
Думой морщится чело.

Зато Пашке Жбану спится.
Разметался в сладком сне:
Будто он поймал Жар-птицу;
Глаз сверкает, клювик спицей,
Крылья в радужном огне.

Молвит птица Жбану в ухо:
"Слава, Паша, тебя ждёт.
Полнится селенье слухом:
Повышенье ждёт Павлуху,
Он на маршала идёт.

Что нам Буря, Паш, в пустыне?!
Что нам Курская дуга?!"
Под туманом речка стынет,
Чёрный ворон спит на тыне,
К буре поднята нога...

А в избушках кособоких
Матери глаз не сомкнут.
Вышли уж давно все сроки,
Но ни почта, ни сороки
Весточки к ним не несут.

Из тумана, что от речки,
Вдруг раздался скрип колёс.
То на вело местный "печкин",
Весь в махорочных колечках,
Вести с фронта им привёз.

Он вломился с разворота,
На ветру раззявив рот,
По-латыни крикнув что-то,
В председателя ворота,
Не вписавшись в поворот.

Пред рванул с крыльца навстречу,
Портупею теребя:
"Я тебя, блин, искалечу!
Все давно сгорели свечи,
Пока ждали мы тебя!"

"Шеф, скажу тебе без лести.
Хоть и больно это мне,
Я привёз плохие вести:
Слишком много груза 200
Ждёт отправки в Отщепне.

Контингент ждала засада,
На подходах к Отщепне.
С хлебом-солью вышли, гады...
А потом, ударив градом,
Дыр наделали в броне.

Но однако ж на попятный
Не пошел разбитый полк.
В перекрестиях распяты,
Не сдавались в плен ребята...
Хоть и малый был в том толк.

В плен попал, кто был контужен,
На посту нещадно спал,
Иль в бреду лежал, простужен...
Да кому ж теперь он нужен,
Коль рабом у них там стал?!

Кабы знали, взяли б прикуп.
Ведь с финансами вопрос!
Кто ж за них заплатит выкуп,
Чтоб не слышать диких криков,
Когда там ведут допрос?".

Брови преда вмиг сошлися,
Надвигается гроза.
Грозно плечи раздалися,
Алой кровью налилися
Председателя глаза.

Ворот стал вдруг слишком тесен,
Как петля иль как струна.
Многих смоет с тёплых кресел
Тех, кто спит, кто пьян да весел,
Набежавшая волна.

Выпив водки для комфорту,
Взяв оглоблю попрочней,
Подтянув к мотне ботфорты,
К вилле Жбана, будто к форту,
Нёс он весть об Отщепне.

Пашке снится заграница,
Все в бикини на песке.
Будто из отеля "Рица"
Вышел он опохмелиться
С жезлом маршальским в руке.

В плавках с маршальским лампасом,
В треуголке на ушах,
Будто страус по пампасам,
Между тел и меж матрасов
Он чеканит твёрдый шаг.

Ух ты! Бухты, яхты, кнехты!
Вьётся жёлтый пляж канвой.
Сколь соблазнов да потех-то!
Так и тянет здесь на грех-то...
Хоть от страсти волком вой.

И куда он взгляд ни кинет,
Всюду одинаков вид:
Холмики, холмы в бикини,
Как барханы по пустыне...
Крыша съехать норовит.

Вот к блондинке он подходит,
Та зарделась, как заря.
По-французски речь заводит
О колхозе, о погоде,
Весь желанием горя.

Та молчит, ему внимая,
Только ножкой шевелит...
Вдруг - как гром в начале мая -
Ничего не понимая,
Он над кладбищем летит.

Холмики под ним в ограде,
А над ними всё кресты:
Сбоку, спереди и сзади
Встали, будто на параде,
Вдалеке от суеты.

Пот прошиб его внезапно -
Пуль с земли идёт поток.
И от троекратных залпов
Пашку то несёт на запад,
То относит на восток.

Вдруг удар! Летит Павлуха
На чернеющий погост.
И пылает его ухо,
Что к ученью было глухо,
А от уха - дымный хвост.

Он очнулся в своей хате
На полу, вопя без сил.
То оглоблей председатель,
Даже не подняв с кровати,
Ему в ухо засветил.

Пред пред ним дубиной машет,
В темноте глаза горят:
"А ну, вставай, жлобина Паша!
Спать тебе, Жбан, у параши,
На деревне говорят.

Что ж ты впаривал мне дезу
Об успехах в Отщепне?
Я тащусь, я прусь, я лезу..!
Чую, что сплошным протезом
Будешь ты служить при мне.

Кто орал мне об удачах,
О викториях писал?
А в то время не иначе
Штаб фигачил себе дачи
Да землицы накромсал"!

Ухо расцвело у Жбана
Красным маком в темноте.
"Вот такая икэбана
После первого стакана..."-
Он подумал, весь вспотев.

"Шеф, дозволь мне молвить слово,
А потом ты хоть распни.
Всё ж напомню тебе снова:
Все начальство в Дураково
Было против Отщепни.

За защиту нашей чести
Были всем колхозом "за".
А таперьча вдруг все вместе
После траурных известий
Отпустили тормоза.

Коль уж все мы сели в лужу,
Так уж всех под трибунал.
А то - Жбан нам на фиг нужен!
Расчленяй его на ужин,
Раз в войне такой финал!

На одной скамье сидели,
И лежали под одной.
Пиво пили, песни пели,
Вместе весело галдели,
Каждый чокнулся со мной.

После драки кулаками
Каждый норовит махнуть.
Водку вместе все лакали,
И все вместе провожали
Полк в последний его путь".

Пред главу свою повесил,
Взгляд свой долу опустил.
Хорошо Павлуха взвесил.
Оттого-то так и весел,
Зная - шеф его простил.

Ох, великая же штука -
Коллективные дела.
Круговая в них порука,
И рука в них моет руку...
Глядь, опала и прошла.

"Что ж, твоя взяла, Павлуха -
Пред промолвил в тишине.-
Но ведь должен оплеуху
Заработать был ты в ухо
За позор наш в Отщепне?"

"Шеф, я нынче не поддатый
И могу дыхнуть на спор.
От рассвета до заката
До последнего солдата
Будем мы смывать позор.

Нам послать пора элиту
На разборку в Отщепню,
А ещё нам из гранита
Подготовить нужно плиты...
Подпиши приказ на дню".

Не успел сказать начштаба,
Под окном раздался вой.
То в тени седого граба
С похоронками все бабы,
Плача, собрались гурьбой.

Шансы на прорыв прикинув,
Пашка мелко задрожал
И забрался вглубь камина.
Шеф же, шкаф к дверям придвинув,
Огородами бежал.

А над ним, презрев границы,
Из-за серых гор горбов
Пролетали вереницей,
Как серебряные птицы,
Стаи цинковых гробов.

P.S. Сельский дурачок Ульянов
С красным знаменем в руке,
Выпив банку валерьяны,
Банк и телеграф взял спьяну
И заснул на чердаке.

Часть V. Жизнь после смерти

Как и всё, прошло и это.
Снова с неба льётся синь.
И зима прошла, и лето.
Осень тоже канет в Лету
И весна, как ни проси.

Всё пройдёт... Но лишь не вдовий
Плач. Да у окошка мать,
Да отец, нахмурив брови,
Вечно будут в Дуракове
Без вести пропавших ждать.

Церковь встала свечкой белой,
По-над быстрою рекой.
Если б вера их сгорела
Да надежда бы не грела,
Выпили б за упокой.

А безвинно убиенных
Помнит лишь одна родня.
Да ещё на выкуп пленных
Живы верою нетленной...
Но гнёт цены Отщепня.

Не пойдут по избам сваты,
И до первых петухов,
Убежав тайком из хаты,
Не пойдут гулять девчата -
Маловато женихов.

Спят в могилах, танком смятых,
Не проснутся, не зови.
Будьте же вовеки святы
Вы, безусые ребята,
Не познавшие любви.

Да..! Бросали в бой элиту:
И спецназ был, и ОМОН.
Но была элита бита,
И была она забыта,
Как и первый эшелон.

Как всегда, в войне амбиций,
Взять Афган иль хоть Вьетнам,
Можно век друг с другом биться
(С испытаньем амуниций)...
Но не впрок урок был нам.

В Отщепне закона нету.
То есть - полный беспредел.
Бродят все в бронежилетах,
С автоматами и в лентах.
Класс крестьян же поредел.

Всё ж свобода им мешает,
Без борьбы они хандрят.
Днём намазы совершают,
Ночью по соседям шарят...
Одним словом - шариат.

Всё-то, блин, они воюют:
То снаружи, то внутри;
То людей ООН воруют,
Да на выкупы пируют...
Да огнём они гори!

Отгремели битвы грозы,
Но не ясен всё ж вопрос:
Отщепня внутри колхоза?
С общим предом и завхозом?
Иль плевать им на колхоз?

Пашка Жбан давно в отставке.
С пенсией проблемы нет.
Знай сидит себе на травке
У своей автозаправки,
Позабыв об Отщепне.

Пред меняет в сельсовете
Кадры каждый божий день.
Ночь прошла - глядь, на рассвете
Кто-то уж за всё в ответе:
Кто - за солнце, кто - за тень.

Как-то раз к ним приезжали
Хуторяне с Отщепни.
Преда, правда, поприжали,
Всё террором угрожали...
Но на мир пошли они.

В Дураково всё, как прежде.
Психами полны леса.
Все в смирительной одежде
Бродят по грязи в надежде
На святые чудеса.

Их бы с помощью врачебной
Излечить от суеты.
Да была б их грязь лечебной,
А тревога бы учебной,
Да патроны холосты.

Цели их всегда размыты,
Как дороги в сентябре.
Истины всегда избиты,
А герои все обриты,
Знать не знают о добре.

Их закон всегда в загоне,
Их казна всегда - общак.
Ходоки всегда в законе,
А сельчане все в поклоне
Мыслят о лаптях да щах.

Бабы мене всё рожают,
Потому как - недород.
Намекнёшь, так возражают...
Ни любви, ни урожаев,
Ни приплоду, ни дорог.

С неба льются обещанья,
Даже крыши потекли.
В Дуракове обнищанье,
С жизнью сытою прощанье -
На корню гниют рубли.

Скоро окромя крапивы
Будет нечего жевать.
Хорошо, цена на пиво
Не стремится вверх игриво...
Значит, будем выживать.

Но на пиве да на вобле
Не протянешь долго. Нет.
Вот народ-то и озлоблен!
Жди, вот-вот возьмёт оглобли
Да пойдёт на сельсовет.

Пред в народ почти не ходит,
Чуя, что не совладать.
Почему-то только в моде
Стало при честном народе
Об успехах "докладать".

Говорят, что скоро, братцы,
Преда тяжкая рука
После спадов и инфляций
Воскресит под гром оваций
К жизни негра-ямщика.*

Он ещё зимой застывшим
Был доставлен из степи.
Юниором возомнившим
Рано был он назван "бывшим"...
Пред сказал: "Разбудим. Спи".

Снова смута в Дураково:
Вдруг по ямщику приказ
Ходоками забракован...
Что вообще-то и не ново,
Так как пред им - не указ.

На селе бывали маги,
Копперфильдам числа несть.
Начертают на бумаге,
Глядь, смутьян исчез в ГУЛАГе
И уже не просит есть.

Некто в чёрном, вскинув руку,
Заорал истошно:"Хайль!"
Некто в сером, войдя в рубку,
Раскурив неспешно трубку,
Процедил сквозь дым:"Нехай..."

P.S. А Ульянов, что "с приветом",
Пряча в бороде оскал,
Возле сельского совета,
Взяв кремень и стенгазету,
Искру рьяно высекал.
___________________
* Замёрз в парадоксально-деревенской поэме "Аглаин плач" того же автора


Эпилог (Время активного солнца)

Что-то с солнцем дела плохи:
Жжёт хлеба да жжёт леса.
Ведь к нему в процессе склоки
Грешных душ летят сполохи,
Покидая телеса.

Знамо дело, много грешных
Душ скопилося на нём.
Смоет грады бунт вод вешних,
И пожар лесов, конечно,
Будет виден даже днём.

Это ль Бога не знамЕнье
Злобу навсегда проклясть?
Время собирать каменья,
Да опять грядёт затменье...
Как в своих бы не попасть.

То ль над Волгой, то ль над Доном
Сатана сбирает рать.
В армиях Армагеддона
Рвутся в битву эскадроны -
Время зло начать карать.

То поведал мне в деревне
Местный знахарь у свечи.
Он жевал свои коренья
Под древесным сводом древним,
Напевая стих в ночи.

Вся судьба села лоскутна:
Лоскуточек к лоскутку.
Жизнь не так уж и паскудна,
Коли с верою подспудной
Они будущее ткут.

Ночь упала синей птицей
На заснувшее село.
Что-то нынче мне не спится...
Перевёрнута страница,
А за ней белым-бело.

P.S. Лишь Ульянов, руки в брюки,
Влез на старенький Камаз
И, держа в кармане кукиш,
Ахинею нёс со скуки,
Возбуждая толщу масс.


8 сентября 1998 г.
Село Дураково