Будильник. Собака. Ежеутренняя рутина. Метро. Нос бы в книжку – да книжка благополучно забыта на столике перед зеркалом. И тут пауза на эскалаторе. Встали. И – радостно, благословляя бабушкой вбитую, как зарядка и холодный душ, привычку выходить загодя – опоздание три года лагерей – хотя нам это и не грозит – привычку – вы-ды-ха-ешь. Рас-слаб-ляешься. Полчаса в запасе. Не побегу. Всматриваешься в лица на эскалаторе. Вдыхая. Вживаясь.
Шустрый кавказец, блестя зубами, пользуется моментом. Протягивает соседу черный чемоданчик: «Инструмент строительный, не купишь, уважаемый? Всего три штуки, в магазине двенадцать! » Сосед, старый интеллигентный мальчик, поглядев на ворованное, отвечает солидно-боязливо: «Прости, брат, были бы деньги, купил бы.»
Сонная пышная красавица, грудь сочится молоком, полгода в декрете, отстраняется от мужа, из-под газеты глядящего на молодые ножки и грудки, утыкается в дамский роман. Есть время, пока утекают минуты, часы, дни... Старший двойку получил да еще и влюбился... у младшего скоро будут резаться зубки... Рвется, расплывается плоть ... И парикмахер спрашивает: «Волосы красить будем, Лара, пора?»... и соседские дети принимают одежные подношения – малО – с глаз долой! – пока восторженно – еще немного и скажут: «Спасибо, тетя Лара, будет в чем на дачу поехать.»... и золотозубый кавказец забыл про коммерцию, смотрит зачарованно... «Мы навеки вместе, - сказал ей Альберт и приблизил свои губы к ее губам... и они унеслись в ту страну, где нет ни горя, ни радости...»
А вот и молодая, блондинистая, полуобнаженная, упругая, юно-беззащитная в боевой раскраске. В ушах плеер. В плеере – старый хит группы «Звери»: « Все, что тебя касается, все, что меня касается...». Не отрываясь от Ромы-Зверя, беседует с подружкой: « Да, это правда, Маш, я ведь и сама заметила, я ведь людей оцениваю по их отношению ко мне...»
Маша, черненькая, в нежных незалеченных прыщах, внимает. Ей бы эти волосы, эту одежду, этот экстерьер... Она бы... Смотри на подружку любя-ненавидя... Опять вечером вместе... И опять Сережа будет смотреть на нее...
А на них смотрит благостная бабушка с тележкой на колесиках, постаревшая Маша, смотрит с сочувствием и пониманием, она-то свою жизнь устроила, и Маша устроит, а как-то у этой красули повернется...
А я смотрю на старичка-профессора, элегантного, отглаженного, с тростью, в смешных очках, читающего чей-то диплом или даже диссертацию... Вот он, постаревший мужчина моей мечты... Герой советского фильма 60-х... Помечает себе в чужой диссертации карандашиком, игнорируя помехи.. Творит....Улучшает чужое, вместо того, чтобы писать свое... И за его внимательной сосредоточенностью – поколение таких же бережных, внимательных...Круг друзей, ученики... чаепития на даче... «Извините, Н.Н., Вы талантливый ученый, но руки я Вам не подам.» ... «Ты губишь свою карьеру – и ради чего? Ради призрачных химер!»... «Этих химер, мон ами, зовут Совесть и Порядочность.»... «Ваня, Семипальский станет проректором, а ты пойдешь на пенсию!»... « Есть правила жизни, мон ами, и есть правила смерти. И встретить ее надо так...»...
«Держитесь за поручни!» Эскалатор тронулся. Вот мы и доехали. Благостная бабушка наезжает на меня колесиками и посылает матерно. Молчу, выдыхаю, бегу дальше. Поезд пришел. Впрерррред! Победители сели. Среди победителей – мой сосед – старичок-профессор. Заглядываю в читаемую им диссертацию:
«ООО «Шурави». Декларация о доходах»
« Есть правила жизни, мон ами, есть правила смерти. И есть правила езды в метро: МОЛЧИ! СПЕШИ! БЕГИ! НЕ ФАНТАЗИРУЙ!»