Первое воспоминание от Иоанна было январское:
Обледенелая горка, санки, летящие вверх тормашками.
Детская речь взрослым казалась птичьей, а птицам – варварской,
Глупые, мы совершенно спокойно общались с Машкою.
Позже в апреле, когда ноздреватые льды
Черною пушкинской речкой, как медвежатником, вскрылись,
Марк отписался, как робко МЫ вышли на ТЫ –
Нежно-зеленой весной молодое мускатное пили.
И сентябрем запорошив, запостив, залистив глаза,
Старый Лука, ослабевшими пальцами нас вековеча,
Долго не знал, как родителям (отчиму с мамой) сказать,
Что по анализам ДНК я не сын человечий.
Умер я летом. Как Машка рыдала навзрыд!
Адское лето сушило и жгло всю округу.
Кто-то четвертый, сбиваясь от слез на иврит,
Клялся, что был самым верным и преданным другом.
В землю зарыли таланты. Словами-свинцом
Можно расписывать время по четким минуткам.
Папа… Они заставляют Тебя имяречить Отцом,
Господи-боже, какая нелепая шутка.