Истерика первая

Шестьдесят Девять
*

Когда дети детей будут плакать в своих люльках,
Когда позабуду мотив, что тебе пела,
Ты возвращайся душистым дождем в июле,
Я буду горстью земли, а точней, пепла.

Это будет тревожный день, возможно, вечер,
И по нашему саду не будут гулять влюбленные,
И никто не оценит застывшую в ивах вечность…
Лишь малинник и зыбкий туман над скамьёй беленою.

**

Я люблю тебя. Достоверно знаю, любовь есть.
Ты не веришь мне. Стопроцентно знаешь – любви нет.
Я – в ожидании жертв замерший вельд
Ты – в ожидании сказки замерший лес.
Я бы могла про все на свете забыть,
Рассказать хоть тысячу и одну, но
Язык раздваивает тонкая нить
Ревности, отрезвляющей холодом.

***

Где, в каком переулке сна ты меня нашел
Сердцем, уставшим в немом ожидании шторма?…
Это с первой секунды не могло кончиться хорошо,
Это стало слезами в ночь и мыслями: «Что мы
Делаем… » Мы потеряли истинный путь, Боже
Мы поняли, по чужим и окольным крадясь дорогам,
Как мало, как постыдно мало мы можем
Сегодня для тех, кто вчера был безумно дорог…
Я сегодня звонила тебе на мобильный, знаешь,
Сказала какую-то чушь про тыкву-карету,
А вовсе не то, что хотела. Немного страшно
Когда отрезают нити к марионеткам.