Бреду в осенней каббале
дождливым полем. Голем, Голем.
Колосья клонятся к земле,
как очередь за алкоголем.
Пичугу дохлую во рву
бьют капли. Пораженный видом,
я пару откровений выдам,
хоть имени не назову.
Как полю не до колоска,
в себе не чувствую души я.
Мое лицо, моя рука –
чужие все-таки, чужие.
Мы обреченно создаем
чужие истины – свою же
никак не вымучим: так в луже
не заключается объем.
Пока стараются дожди,
хоть эта лужа не иссякнет.
Не уходи, не уходи,
ведь нас почти уже и так нет.
Есть только мягкий серый мед,
сгущающийся к середине.
Все вопиющие в пустыне,
его напьются в свой черед.