любое дурацкое слово

Евгения Кузнецова
другие места

дурацкий стих о чем-то большем, чем просто сны
когда ты вертишьcя вокруг моей головы
воруешь жетон на метро, претворяешь в жизнь, все, что сбылось
не с нами не со мной

длинные пальцы а ими двести знаков в минуту
все о чем я писать\ говорить буду
когда я стану большой- большой
у меня украдут шпаргалку с заготовленными на завтра текстами

у меня есть потребность говорить о себе
еще есть потребность говорить о тебе -
у меня щизофрения в начальной стадии, у тебя глаза
в которых две огромных серых озера а в них я плаваю голая
и мастурбирую и это не конец строфы
потому что где то рядом наши дети
наш дом на краю москвы
наш сад наши яблони которых мы не посадим
наш сын разбившмй колени об асфальт
наш домашнй ноут с выделенкой
и безлимитным траффиком ( ты качаешь
порнуху, в которой я снималась в возрасте семнадцати лет)

ага, ты боишься наклониться - вытечет тушь,
такая пустота, тишь да глушь,
этого никогода не порвать, у меня есть
пара свободных дней и большая кровать,
чтобы плакать, резвиться, трахаться, любить, делать секс , кончать,
говорить об этом, о том самом молчать
когда ты будешь большой- большой ,
ты будешь стучаться в мою дверь

***

все тоже - идет время, я сижу в девках,
идет время, у тебя восемь аботров от разных женщин,
идеть время ты становишься меньше
у тебя подгибаются колени, ай мин низкий иммунитет

к чувствам вроде этой дурацкой любви -
куда не сунешься - все в крови,
наверное, если месить плоть,
можно протянуть еще пару лет

эф

В кафе "Разбитые мечты"
ко мне подошла собака и лизнула руку
я ударил ее по носу
(легкий щелчок)
она взвыла и исчезла -
до следующего посетителя
пройдет пара минут -
успеет свиснуть с кухни съестное.

Я тихо улизнул домой,
хотел написать письмо -
Трепал в руках открытку от матери,
где говорилось, что
наше бедственное положение
и отсутсвие вестей от отца
очищают ее совесть и
19-го я должен присутствовать.
Я перевернул открытку:

В моем детстве было все просто:
снизу - запятые, свеху - апострофы.
Теперь же строчки едут, слова каверкаются,
и я не помещаюсь в своем детстве.
( А.*)


___
* А. - человек, которого не было

***
15- го я прочел в светской хронике
что кумир моего детства мертв.
накануне, в пятницу,
он пустил себе пулю в лоб.

Сопоставив даты, я пришел к выводу,
что именно тогда начался дождь
который и не думал заканчиваться.

Вечером того же дня ( 15-го )
я взял свой самый прочный зонт,
и самый модный плащ.
я пошел в сквер, что в центре города,
сел на скамейку и замолк,
Прохожие спрашивали, в чем дело,
предлагали мне помощь,
даже кто-то бросил пару монет,
одна девочка молча погладила по руке.


я сидел там пока не кончился дождь.
одновременно с этим на меня
перестали обращать внимание.
меня перестали замечать, говорить со мной или
пытаться хоть чем-то помочь.

только тогда я ушел.
 

Картинка

Твоя долбаная реальность -
садомазохистские фантазии, претворяемые в жизнь по пятницам,
уютные пледы, три открытые бутылки вина,
набор специй для восемнадцати способов приготовления свинины,
неизвестный номер в органайзере в графе *в случае ЧП сообщить: *,

невыносимая тоска по осени.
Зовешь меня гулять в парк в Крылатское,
куда добираемся на пересадных троллейбусах,
сныкав запазухой полпачки печенья и вермут.

Через три недели пытаешься быть настоящим:
среди ночи звонить на мобильный,
так все проходит -
сон, чувства, дурацкое волшебство.
Говоришь, что непременно хочешь
сегодня засунуть в меня
всю свою боль,
выблевать всю свою жизнь,
впрыснуть две тетрадки точных планов на будущее
и пусть - о господи пусть - я сейчас же приду.

— Ты ведь знал это обо мне, ведь так, didn't you? —


В салонах сотовой связи новые симкарты стоят меньше
номинальной суммы на счете
И это очень выгодно,
когда на вторую неделю
устаешь от тишины
и себя -

- совершенно пустые списки контактов
несколько отрезвляют, но
через три пятницы мои пальцы запахли корицей,
идет какой-то стыдливый дождь.
И когда я вспоминаю о тебе,
это только хорошее.

И вот, детская привычка вести дневники
и пытаться быть искренней хотя бы так
будет преследовать меня,
висеть за спиной,
вдоль бетонных мостов,
как тень, которая никогда меня не догонит,
как вода, замурованная в улицы,
где самое главное - ни на секунду
не закрывать глаза и не отключать компьютер.




Тонкая красная линия
 
Когда сворачиваешь за угол и жмешься к стенке,
на стекле очков кого-то видишь,
закрываешь глаза и вскрикиваешь от знакомого запаха,
в темноте натыкаешься, на что-то теплое,

спина потеет, дрожат руки, понимаешь -
паранойя жителя большого города.
Потом находишь твои старые фотки,
пьешь таблетки, больше спишь,
бросаешь работу, лечишь нервы.

Внезапно все приходит в норму.
Огромные спелые помидоры,
зеленый чай, овсяное печенье,
хлопковые штаны, висящие на бедрах;

и два недели все спокойно:
йога массаж, спа, успокоительные,
глупые песни о каком-то будущем,
идеально чистая голова, квартира.

Выходишь ночью попить воды,
в темноте кто-то берет тебя за руку,
обнимает, ты долго плачешь,
как я могу вернуться
куда я могу вернуться





Км
 
Такие сны - ты их боишься.
Обещаешь быть осторожнее, начать молиться,
Говоришь, что это конец, что ломает, что нельзя терпеть.
и что нет ничего после, ну ты понимаешь?!?

Твои истерики, дрожащие плечи.
говорю тебе, не читай это, станет хуже.
Этот большой серый камень -
твой город – знаешь,
теперь это вот так давит.

И ведь еще кому расскажешь - не поймет
ковырнешь внутрь - пустота и лёд;
попрятались в съемных квартирах, в тачках до клуба
в ватные одеяла завернули тело.

Вот именно такой я хочу тебя помнить.
Наверное, я скажу, если встречу кого-нибудь,
кого смогу так же любить, переживать, наверное, я
боюсь. И это страх, от которого мне
вот так при всех даже плакать нельзя.




***

В твоей маленькой жизни
я ворую у тебя деньги,
я прячу их в стены.


В моей маленькой жизни
я забираю мобильный -
ты дышишь все чаще.
у тебя паранойя
(вдруг будет важное).

В такой маленькой жизни,
в твоей съемной квартире,
отрезанной от города,
мира, связей с общественностью,
ты ляжешь на спину.

В этой маленькой жизни
я буду рядом, я подарю тебе
два часа тишины,
как будто пауза
между песнями Фрэнка.

Он кстати любил такое.



Морской чайник, умная игрушка.
 
В твой открытый рот,
в какие - то странные сны
падать, как выгнивать из процесса
выживания и очищения через страдания.

Сдерживая еле дыхание,
рисовать на тебе фрески,
вроде таких вот стихов о том, как ты пахнешь,
и дурацких ночных разговоров о смерти.

Я никому больше
не скажу, что во мне это -
что-то тонкое и смертельное -
есть и оно прячется
в поджатых плечах и статьях
о проблемах современного общества.

И иногда, сидя на скамейке в Измайлово,
когда мысли становятся длиннее и тверже, а вокруг ходят менты,
и третий час не хочется пить, есть, дышать, говорить, продолжать,
я думаю о воде и том,
как ты достаешь из меня все это.



that boy
 
Тот мальчик жил напротив нашей школы.
Мы дразнили его, думали, сумасшедший.
От него всегда пахло потом, в руке держал авоську -
сумку, вроде той, с которой моя мать ходила за продуктами.
вот еще - забыла - он всегда бегал,
носился во вьетнамских кедах по горячему асфальту
тем и отличался от остальных
детей из малообеспеченных семей в нашем районе.
Из-под кепки вырывались пегие волосы.
Никто не знал, как его зовут.
Только когда стали постарше, кричали вслед:
« Беги, Форрест, беги» . Он не оглядывался;
его соседи по коммуналке утверждали, что у него не было телевизора.
Еще они говорили, что у него больная мать,
что она вот-вот должна умереть,
что она давно не может ходить,
а больше никого и нет.



traffic jam
 
И вдруг с ничего я пробую писать песни.
Они немного грустные, и эта логика меня убивает -
у меня совсем ничего не осталось,
это трудно воспринять, понять, передать метафорами.
В какой-то может другой реальности
у меня бы был слух и меньше неопределенности
в словах, делах, поступках, будущем
и нелепое качество
принимать на веру,
принимать как есть,
а не просто глупое чувство ритма
и необыкновенная чувствительность к запахам.


***
 
Сначала воротишь нос, потом осваиваешься.
Учишься даже любить эти странные вещи -
быть с кем-то, вставать раньше, брить ноги,
как будто так кому-то дешевле и проще.
Пишешь письма о том, как это стало почти привычкой -
приходить домой, ждать звонка, готовить,
подбирать разные имена под одно отчество,
ставить пароли на файлы с поэзией.
Потом совсем без этого не можешь
всегда вместе «тили-тили тесто».
Отращиваешь волосы, стрижешь коротко ногти,
выучиваешь его внутренний номер.
И он тоже как-то все ближе и ближе,
он перестал прятать свой органайзер.
Может, все еще кончится, может, он хотя бы тебе изменяет?
А то как то странно и страшно.