Не знаю, почему начать решили с меня? Правда, прыгать сразу на две клетки вперед было здорово и весело, но зато стоять одной посередине доски, испытывать на себе любопытствующие взгляды и слышать перешептывания было очень не просто. И так мне хотелось им всем объяснить, что они неправильно меня поняли, что я совсем не стремлюсь вперед, что я не такая, что просто часы уже запущены, и кто-то должен сделать первый ход. Но я не решилась ничего этого сказать,- потому что голос у меня от природы очень тихий, да и в подобной ситуации, как известно, никогда и никому ничего не докажешь.
После этого прыжка и начались все проблемы. Через минуту навстречу прыгнула какая-то черная кошка, зашипела и остановилась чуть слева. Правда, это оказалась вовсе не кошка, а такая же пешка, как и я, только другого цвета. И все равно мне стало как-то не по себе. Она совершенно очевидно не испытывала ко мне никаких симпатий, постоянно огрызаясь и скаля зубы. И даже заявила, что я занимаю ее место, которое она во что бы то ни стало вернет себе.
Но оказалось, что это еще только начало. Это был еще только дебют. Вокруг запрыгали, зашаркали, затолкались, больно тыкая в бок и постоянно напоминая, кто я такая. И что никакой ценности я из себя не представляю, потому что фигурой не вышла. Даже свои, еще недавно стоявшие плечом к плечу рядом со мной, бросали сквозь зубы какие-то упреки и наставления. Все это многоголосие и многословие слились в один монотонный гул, не меняющий своего тона и безликости. Он окружал меня со всех сторон, как вата елочную игрушку в коробке, не позволяя услышать ни одного отдельного голоса или слова. А мне хотелось играть. Мне хотелось прыгать еще и увидеть, что же происходит на всей нашей доске, как развивается ход этой партии, каково наше построение, и насколько укреплены ряды противника. Но вокруг образовалась плотная стена своих и чужих спин, за которыми невозможно было ничего разглядеть.
И я расплакалась. Что поделать,- я всего лишь слабая маленькая пешка, у которой глаза всегда на мокром месте, а сил хватило только на один прыжок. Мне было жаль себя, мне было стыдно за свою слабость и слезы, многое хотелось изменить и исправить. Исправить так много- свои Е2-Е4. И, совершенно не отдавая себе в том отчета, с красными от слез глазами и не дышащим носом, я сделала шаг.
На одну клетку вперед. Вперед, а не по диагонали. Мне не хотелось съедать ту злую черную кошку, потому что иногда, съев кого-нибудь, даже если они того заслуживают, мы ставим себя в еще более сложное положение.
Это был совсем маленький шаг, но как много он изменил! Нет, все эти споры и ругань продолжались, но они больше не имели ко мне никакого отношения. Кажется, никто даже не заметил, что меня там больше нет. Тикали шахматные часы, а обо мне по-прежнему не вспоминали. Словно меня и не было в этой партии. Копья рыцарей ломались за других, ферзи подливали друг другу яда в битвах за новые позиции. Кого-то приносили в жертву, кого-то съедали заживо, ради кого-то выстраивались линии защит и нападений. Меня в этих линиях не было. Но я все еще стояла на этой доске. И просто стоять было больше невыносимо. И я пошла дальше.
Просто так. Не то, чтобы от скуки, любопытства или отчаяния. Хотя... Может даже из-за всего этого одновременно. Все-таки интересно наблюдать, как меняются партия и я сама с каждым моим ходом. И совершенно не важно, какая под ногами клетка- черная или белая. Фу, какие глупости! Просто, если хочешь дойти до восьмой линии, нужно как минимум идти. Даже если тебя преследуют по пятам и угрожают поражением. И мне стало легко, почти легкомысленно. И даже в голову пришла мысль, что быть самой по себе вовсе не так огорчительно. А даже интересно. Никому ничего не должен... И я уже почти смело сделала
еще один шаг. Отсюда хорошо было видно всю доску. Мне вдруг открылось, что весь мой путь кто-то меня незримо поддерживал и оберегал, что многих других просто разменяли или использовали в качестве наживки, а мне всего-навсего сильно повезло. И внезапно почувствовала, что там, за спиной, я кому-то очень нужна, кто-то отчаянно ждет меня, гордо не признаваясь в этом, но пристально глядя вслед. Я не могла вернуться. Во всяком случае, не могла вернуться ТАКОЙ. Но дорога впереди меня больше не заканчивалась последней оставшейся восьмой клеткой, - она была многоликой и многоцветной, прямой и извилистой, непредсказуемой и выверенной. Впереди было еще много клеток.