Я смотрю на людей
через дырку в газете,
развалясь на скамье, где, похоже, живу.
И никто за поступки мои не в ответе.
Я смотрю на людей
через дырку в газете;
под ногами октябрь гоняет листву.
Нынче солнце в запое
и греет вполсилы.
Суета, в предвкушении ланча, растет.
Я, наверно, опять не дождусь своей милой;
нынче солнце в запое
и греет вполсилы,
и часам можно выставить счет.
Все меняется. Даже
шестнадцатой доли
моего вдохновенья не втиснуть в строку.
Ты сменила духи, цвет замка и пароли.
Все меняется, я же
придумал три роли.
И теперь в них тебя облеку.
Ты играй, как дитя;
наряжайся дуэньей;
мой прищуренный глаз для толпы оставляй!
Но сплетение слов
у ограды осенней, –
(Ты, играя, шутя, наряжайся дуэньей!) –
повторить меня не умоляй.