Газетчик

Изольда Серебрякова
 Начало задерживалось на неопределенный срок. Не было главного действующего лица – ведущей. Остальные терпеливо сидели на своих стульях и делали вид, что ничего не происходит, развлекаясь болтовней о семейных и дачных делах. «А может, так оно и должно быть», - подумал Саша, начиная нервничать. Из молодежи он был один: остальные принадлежали поколению зрелого, а еще больше пенсионного возраста. Знакомой была только долговязая соседка – училка музыкальной школы, пришедшая сюда по великой нужде: приглашена лично, как и он, Элеонорой Васильевной, и отказаться казалось неудобным.
Стулья расставили полукругом, обозначив в центре место выступавшим. Сидячих мест было явно больше, чем сидящих любителей прекрасного. Угол занимало знавшее лучшие времена пианино, на пыльной крышке кто-то от скуки вывел неприличное слово. Сбоку в огромной кадке чах без полива тоже покрытый пылью экзотический цветок. По окну настырно елозила майская муха. В дверях возникла долгожданная Элеонора Новицкая, вложила в шикарную папку бумажки, которые ей предстояло озвучить, и разрешила программу «Ретро-шлягер» считать открытой. Саша подавил вздох, сделал умный вид, достал блокнот и принялся черкать, стараясь не обращать внимания на восторженно-придурковатые выражения лиц присутствующих.
- А это, - Элеонора Васильевна взмахнула рукой в его сторону, и ее рыжий начес шевельнулся в такт движению, - представитель нашей газеты «Древо жизни».
- Мы это заметили, - дружелюбно гыгыкнул ветеран из первого ряда, ощерив щербатый рот.
- Это очень талантливый и способный молодой человек, - продолжала между тем Новицкая, тряся стеклянным колье и сладостно улыбаясь.
«Ах, ну зачем она говорит такие пошлые вещи, - оскорбился Саша, - неужели думает, что мне это приятно?» Новицкая всегда, при любых обстоятельствах, имела свойство улыбаться и говорить любезности. Еще она любила всех обнимать при встрече и находить в каждом достоинства, обладатель которых о них и помыслить не мог. Поставь перед ней бомжа, и она, наверное, восхитится его пренебрежением к светским условностям и близостью к природе. Ведущая заливалась соловьем, и ее серебристое пончо ладно обтекало коротенькую фигурку, переливалось искорками, и оттого Новицкая напоминала мелкую причесанную пташку, пригревшуюся в тепле и свиристящую для благосклонных слушателей. Для пущего сходства не хватало полуприкрытых глаз, но Элеонора Васильевна, видимо, тоже об этом догадывалась и старалась не перебарщивать. Впрочем, лицо ее не было лишено благородства, особенно хорошо смотрелись острый нос с горбинкой и изящно очерченные фирменной помадой губы. Такой, вероятно, была Венера-Афродита… «Трахнуть бы тебя", - подумал Саша и тут же представил, что, пожалуй, и в момент соития ничего в ней не изменится, такая же сусальная улыбочка будет блуждать на ее губах, таким же сладким голосом она будет шептать восторженные пошлости. Он вспомнил, как сослуживцы злословили шепотком, что Новицкая наставляет рога мужу с бывшим зеком, хромоногим и плешивым, называли и фамилию – Пидорчук.
 На сцену выползла дородная бабища в кокошнике, и Саша непроизвольно впился глазами в ее колышущееся желеобразное тело в мелких родинках. Ну как есть вылитая жаба. Баба завопила пронзительным голосом (ишь, Монсеррат Кабалье выискалась!) русскую обрядовую песню, кажись, плач по покойнику. В конце всплакнула, хотя скорее, всквакнула, и уползла назад, угнездилась всей массой на кочке стула. Вышла жердь в болотном сарафане, подскочил белобрысый инвалид, стал задорно наяривать на гармошке. Жердь сменила Оля Поддых, руководитель детского ансамбля «Дубок» и хоровой студии постарше «Дубинушка». Она со своими подопечными в желтых, похоже, сшитых из занавески юбчонках показала номер «Наша песня хороша – начали сначала». Выступила местный бард Паша Криворучко, проникновенно исполнив под гитару лирическую песню «Уходи, покуда цел». Больше всех аплодисментов сорвал хор инвалидов «Крылатые качели».
На сорок пятой минуте взгляд молодого корреспондента выцепил на противоположной стене шкаф с поделками. Лаконичное название «Умелые ручки» более подходило кружку для занятий мастурбацией. Сиреневая мышь(еж?)-игольница и малиновый в горошек слон-рукавичка явно были продуктом труда психически неуравновешенных детей. Саша вспомнил о предстоящей статье и обвел взглядом присутствующих. Пересчитал три раза для верности – все 15 были на месте. Неожиданно стало жаль Новицкую: человек уродовался, высасывал из пальца сценарий, небось, не выспался накануне – иначе с чего бы опаздывать, а эти, прости господи, суки, даже прийти массово не соизволили. Ну ничего, скоро муж уедет в командировку, и Элеоноре Васильевне с лихвой воздастся за все ее мучения.
- А теперь, - Новицкая возвысила голос и взяла паузу, - поскольку вечер у нас музыкально-поэтический, Александр Тушканцев-Печенегин прочтет нам что-нибудь из своих любимых стихов.
Корреспондент встал, отставил ногу, подавил мешающий ком в горле и начал читать, глядя поверх толпы. Он ничего не замечал вокруг, только слышал, как в удивительной тишине падали на пол его слова. Нет, слова были не его, а того, кто осмелился много лет назад сделать то, на что он, Тушканцев-Печенегин, никогда не решится. В ушах нарастал звенящий шум, лица слились в одну белую размытую полосу, лоб вспотел, челюсти отвердели и с трудом выплевывали инородное тело чужих стихов, на плечах мерещилась желтая кофта:
Я лучше в баре ****ям буду
Подавать ананасную воду!
…Чья-то внучка ойкнула, заерзав на коленях у выпучившей глаза бабули. Кто-то хмыкнул, кто-то неуверенно хлопнул в ладоши. Новицкая взяла ситуацию в свои наманикюренные пальцы:
- Браво, Сашенька. Давайте его поддержим.
Грохнули аплодисменты. Тушканцев одернул серый костюм, сел на место. Выступление танцевального коллектива «Фантазия» (довольно убогое) он уже не видел. Весь оставшийся вечер перед ним маячил ярко-красный рот Новицкой.
Утром в своем кабинете Александр покопался в душе и ничего там не обнаружил, кроме легкого презрения к себе вчерашнему. Возникла проблема заголовка. Пролистав подшивку за прошлый год, обнаружил одного «Неудержимого», двух «Одержимых», трех «Надежных», уйму «Добрых дел» и «Хороших начинаний». В кабинет заглянул Новицкий.
- Ну как вчера все прошло?
- Замечательно, Федор Кузьмич, ваша жена была просто очаровательна.
- Очень рад. Когда статья?
- Сейчас заканчиваю.
- Ну-ну, работай, не торопись.
Главный редактор закрыл за собой дверь. Саша устроился на работу недавно, и Федор Кузьмич иногда его не то что бы контролировал, а опекал почти по-отечески. Печенегин знал, что вечером Новицкий уедет в область по делам, и злорадно ухмыльнулся. Достал чистый лист, вспомнил вчерашних пятнадцать человек, в число которых входили выступавшие и он сам, секунду подумал и вывел: «На днях в ДК произошло знаменательное событие в культурной жизни нашего района. Музыкально-поэтическая программа «Ретро-шлягер» собрала немногих избранных, кому небезразлична… Мне посчастливилось…»
Сбивая Тушканцева с мысли, между оконными рамами гоношилась и нудно звенела застрявшая в паутине муха.
11.10.03