Оглянешься с досадой, загрустишь,
опустишь руки, сморщишься от боли
и в омут мой с тоскою поглядишь —
мол, что же мне, теперь топиться что ли.
Всё это жесты, стало быть, не то.
Но это жесты, стало быть, святое.
Они на воздух брошены пустой
и жгутся точно пламя золотое.
Мое пространство ближе к твоему,
чем дни назад, и пламенем займётся,
иду к окну и вижу свет как тьму,
на пустоту гляжу, где пламя бьётся.
Опять слова — проводники греха.
Что говорить, что остается делать —
по тесной клетке душного стиха
как белка заколдованная бегать.
Все как обычно: прав кто говорит,
а кто молчит — бесславие стяжает.
Уходят жесты, пустота горит,
как орифламма, зренье раздражая.