Снова вижу в разбитом зеркале
чьи-то смутные тени,
Словно в нём сохранились все те,
что взлететь до меня не сумели.
Снова чёрные злые птицы
страшно сильными машут крылами.
Снова белым нетронутым саваном
жизнь легкла под чужими следами.
Снова красные жуткие сполохи
освещают пустынные улицы.
В храме, богом покинутом в ужасе,
фимиамы ненужные курятся.
Кони бьются в предсмертной агонии.
Седоки потеряли поводья их.
Не научены, видно, мы прежними
цвета крови и лжи половодьями.
Снова чёрные птицы закаркали,
родниковую воду повыпили.
Снова ветры поднялися лютые,
в доме окна повыбили.
И пришествие чёрного всадника
в ореоле багрового пламени
Предвещает нам мор и страдания.
И шевЕлятся змеи на знамени.
Честь, любовь, не сумняшеся, продали
за одежду шелкОвую, броскую.
И беду неотвратную, чёрную
натянуло на землю отцовскую.
Тетива со стрелою жестокою
уж натянута пальцами ловкими.
И стернинами, словно отчаявшись,
степь щетинится ломкими.
Но что могут ковыльные локоны,
что седые от горя безмерного,
Против чёрной безжалостной конницы,
против страшного войска неверного?
А мечи затупили мы светлые
о шеломы своих соплеменников.
Что наделали, князи вы росские,
зла и розни меж братьями пленники?
Лик Господень отвёрнут от грешников,
белый ангел с небес не торопится.
Лишь преданья остались от прошлого -
богатырь из былин не воротится.
Что же делать, скажите нам, братие?
Не отдать же Руси в поругание?
Или всуе забыли мы в пиршествах
сына русского славное звание?
Иль позволим, чтоб внуки и правнуки
позабыли бы буквицы русские?
Отдадим ли в полон очи милые
и шелкОвые волосы русые?
Предадим ли, как тати безродные,
руки матери добрые, нежные?
Не оставим же землю отцовскую!
Нам ли жизни жалеть наши грешные?
Пусть кружатся зловещие вороны,-
не пристало нам, русичам, пятиться,
А возьмен горсть землицы-кормилицы,
завернем её бережно в трЯпицу,
Да наточим мечи мы отцовские,
защитим ими землю родимую.
К ней любовь станет крёстною силою,
что развеет орду несчислимую...
Снова вижу в разбитом зеркале
чьи-то смутные тени,
Словно в нём отразились все те,
что взлететь до меня не успели.
И хохочут зловещим мороком
в чёрном небе чёрные птицы.
Но пробился опять из пепла
вечный колос русской пшеницы.