Двадцатый век выбрасывает чётки,
Как отщепенец в память о былом,
Я, человек в футляре от чесотки,
Живу, как остальные – напролом.
В пережитом порой бездарно шаря,
Нащупаешь забытую тетрадь,
Не дышится в палящем этом жаре,
Но всё равно приходится дышать.
Там, на стене – последняя гитара,
И к ней, сквозь гневной ненависти сушь,
Я ухожу от вашего кошмара
В свою непробиваемую глушь.
1996.