Не верь мыслям, я мертв и растерзан как тело земли моей... Моя родина не может меня отыскать, и я мертвое существо, я не человек, а ветер равнин и полей, а также лесов и рек, наверное, рек больше чем дней, или недель, или небес… Моих мыслей ночь длинна и мерно дышит чужая жизнь, моя же смерть, всегда вместе со мной, рядом на одной циновке; всегда наблюдающая за моими действиями и волеизъявлениями, а также моими поступками, бесстрастно смотрящая молча пустыми глазницами куда-то в даль…я вижу.., и теперь уже точно её осознаю... - осень своей собственной смерти.., правда, смешно!?, - наконец они встретились.
Длительность этого состояния не позволяла мне повелевать этим чувством. Я страстно пытался отделаться от него. Но, что-то всегда мешало полностью сконцентрироваться на самом чувстве, появлялась масса мелочей, которые постепенно уводили меня в сторону, и пробуждение было непреднамеренно неожиданным, я просыпался, не осознавая целиком в какой части своего бытия я нахожусь... зная заранее всю несостоятельность светской беседы; я двигался дальше в глубь каждого пробуждения, окунаясь целиком и полностью, вникая в суть происходящего действия, где осмысливая происходящее действо, я кажется, кое-что начинал осознавать, и хватаясь за эту тоненькую нить я ощущал как она рвётся, где звук каждой рвущейся такой нити хлестал по чём-то, трогая за что-то живое во мне. И иногда я думал, - что я теряю что-то во мне навсегда, и утрата казалась невосполнимой; где тут же я ощущал противоположное чувство, когда я радовался происходящему, что тоже вскоре могло меня довести до раздражения, которое, вспыхнув тут же гасло, словно оно и не возникало вовсе;...только здесь я осознал что это лишь поток мною чувствованных интерпретаций, воспоминания мною пережитого действа в которое я был вовлечен, являясь или непосредственно участником его, или сторонним наблюдателем, этого момента осознания присутствия двух нерасчленимых единиц одной субстанции или структуры восприятия любого действия, где участвует моё освобождённое восприятие, названное нитью потока чувственных интерпретаций. Это было прекрасно, литься, хватаясь за эти множественные нити тонкостей мысли и слышать некий тонкий звук некоторых рвущихся из них...
Бум-бум-бум, - смеясь, я сам придумывал музыку мчащихся сфер, что-то несло меня в этой какофонии звуков. Я был вездесущ в своём рвении постигнуть предел этого стремления неповторимости чувств, я рассыпался на миллиарды кусочков, делился на атомы и нейтроны, или наоборот, те же миллиарды атомов и нейтронов, или чего-то ещё пронизывали меня, и я вместе с ними рассыпался в неописуемом пространстве чувств или личных чувственных интерпретаций этого, - растворения своего осознания. Я просто отпустил себя на волю этой какофонии звуков, и перестал цепляться за какие-то ни было интерпретации осмысления происходящего; не интерпретируя ни чего я всё же ощущал эту какофонию трущихся сфер, и растворялся, всё глубже погружаясь в неё...