Поздний вечер.
Пурга за окном.
С мыслью грустной художник в постели:
хорошо ль к потолку полотно
прикрепить подмастерья сумели?
А скажи мне:
зачем старику
эта глыба холста над глазами?
Много видывал ты на веку
И делился увиденным с нами.
По базару любил побродить,
не затем, чтоб купить, не бесцельно,
а затем, чтоб душой отследить
говор люда
и говор капельный.
А потом в раму взяв полотно
и проверив изношенность кисти,
торопился кусочек земной
для моей зафиксировать мысли.
Ты любил и купцов,
и купчих –
их дородность
и вольную силу,
когда шли из подворья своих,
чтоб себя показать всему миру.
Мол, смотрите:
такая вот Русь
для российского люда и люба,
а что сам был больной – это пусть,
за работой болезнь вся отступит
И в коляске – уже не ходил –
подъезжал к полотну у оконца.
И писал,
и писал, что есть сил
свою «Ярмарку» с бликами солнца.
Да всё тех же купцов и купчих –
деревянную Русь, удалую.
а сегодня, позвольте,
триптих
за художника я дорисую.
Поздний вечер.
Пурга за окном.
С яркой мыслью художник в постели.
Нет уж сил, но висит полотно,
К нему тянет он кисть еле-еле.
И выходит из прошлого к нам
В жаркой бане его Русь – Венера.
Пар хрустально скользит по губам,
а в глазах свет далёких поверий.
(Последние свои работы Кустодиев писал прикованным болезнью к постели).