Точно зная место клизмы

К Пустохин
Из воды выхожу всё сухим;
я дитя жизни образа скотского.
По утрам сочиняя стихи,
вечерами их вижу у Бродского.


Мы живём, не замечая,
что не замечают нас.
Жизнь - она пакетик чая,
что заварен уж не раз.


Бестолков, неуклюж и ленив,
я иду по тропе своей ровно.
Этот день как таблетку запив,
осуждён я на жизнь, но условно.


Горьким опытом всё не научен.
Бег по граблям - коронный мой спорт.
Я жить не был специально обучен,
и случайно я взят был на борт.


Мой голос мало что решает,
всегда странна моя стезя.
Одно другому не мешает,
одно с другим мешать нельзя.


Точно зная место клизмы,
там я дома, где в гостях.
Я смотрю на всё сквозь призму,
мыслю только в плоскостях.


Моя душа, шипя в огне,
и шёпот заглушив могильный,
проснётся как-нибудь во мне
и позвонит мне на мобильный.


Боже, синие эти глаза!
Вы глядите надменно и гордо.
Но на деле вы, видно, коза.
Предпочту я вам синие морды.


Я иду от простого до сложного,
и за важное вряд ли возьмусь.
Ничего не могу невозможного,
и всё проще уже становлюсь.


Ночь. Улица. Фонарь. Аптека.
Я заболел, я вновь творю.
Хоть мне ещё не четверть века -
с судьбой по-польски говорю.


Набор роковых безобразий
до боли любому знаком.
Как рокот воды в унитазе,
как мысль, что я ни при чём.


Есть свой плюс, я уверен, во всём.
Если праздник ещё не отмечен -
мы к своим вас тотчас отнесём,
отнесём вас домой мы под вечер.


Жизнь дымится чашкой кофе,
поданной подчас в постель.
В жизни скоро стану профи
и сорву себя с петель.


Я отбил каблуки все порогом,
И продал с переправой коней.
Всем известно, что трудно быть богом,
но собой быть немного трудней.


Помрём быстрее, чем хотим.
Пока же делаем быль сказкой.
Мы всех строптивых укротим,
по стройке мы пройдём без каски.


Ещё не найденный папирус,
не соответствую системе.
Я, видно, куплен был навырост,
и сказан явно не по теме.


Я тону в океане событий,
но спасаю себя самого.
И эпоха великих открытий
не дала лично мне ничего.


Прибавил я в весе и в росте,
и на глиняных ватных ногах.
Мой замок из слоновой кости,
а капитал в копытах и рогах.


Бесполезно плакать и молиться:
здоровья мы уже не купим.
Хотели с богом созвониться,
но абонент был недоступен.


Я так спешил на свет родиться,
но жить, похоже, опоздал.
Мне и с собою не ужиться,
и без себя я б жить не стал.


Всё происходит без меня -
обмен веществ, грехопадение.
Я мог остановить коня,
теперь, наверно, лишь мгновение...


Такие, видимо, не тонут;
и вновь сном жизни полупьян,
я опускаюсь в тихий омут,
лечу к планете обезьян.


Как глухому пальба из оружий,
и как дворнику труд на дому,
никому я, пожалуй, не нужен,
иногда лишь себе самому.


Но счастья кузнецы мы сами,
и если где-то согрешил -
выщипывай судьбы щипцами
седые волосы души.


Обжегшись на домашнем очаге,
я теперь уюта не приемлю.
Сплю отныне на одной ноге,
и пальцем у виска вращаю Землю.


Гончих псов не хотим усыпить,
но хотим комплиментами сыпать.
И могу, и хочу я не пить,
Не могу, не хочу я не выпить.


Всем парадоксы верховодят.
На всё с восторгом я гляжу.
На ум ко мне всегда приходят,
а я с ума опять схожу.


Мне отказали все, кто надо.
И мой мотор уж отказал.
В душе моей не сыщешь клада,
и для двоих уж не вокзал.