Мне читали стихи мучительно томно,
Но я, как ни старался, не мог их понять.
Мне читали стихи удивительно долго…
Слово за слово, рифмы – и хочется спать.
«Все убитые мертвы, живые убиты,
И Голгофа, и Ирод, и Крест, и Иисус.
И на свете ничто и никто не забыто,
И, как бедные Иисус все крест свой несут…»
Удивительна жизнь – я всего-то лишь плотник,
Я ломаю и строю, и гвоздики бью.
Может, где-то во мне погибает художник…
Я его не спасаю. Я горькую пью.
Может, где-то во мне неудавшийся гений…
Нет, не умер мгновенно, а просто запил.
И забрался в свой гробик в глубоком похмелье,
Сунув мне молоток, чтоб я крышку забил.
Он вздыхает во сне, мой талант нерадивый,
Громко чмокает сонно и даже храпит.
Выливается хрип этот в рифму пугливую…
Но когда-то, наверно, он будет убит.
Наломал я тут слов, словно дров в заповеднике.
Где ни слово – там рифма, где рифма – там стих.
Но ведь я не кричу о себе в «Собеседнике».
Мне приемник читает, а я вдруг притих…