И больше не хочется просто впускать
Стремленье распутывать длинные сны.
И в диком безудержном вопле кричать,
О том, что таблетки уже не нужны.
И рвать покрывала, съедая покой,
Мотаясь в углах лишь шифруя себя.
Стуча в потолок еще влажной рукой,
Которой когда-то ласкали, любя.
Кататься по полу, целуя паркет,
Пуская заносы в невинную плоть.
Не в силах забыть интонацию «нет»
Впиваться губами в засохший ломоть.
И просто распихивать жизнь по углам,
В прихожей встречая безумно чужих.
И быть приглашенной к их круглым столам,
Впитав откровенность дремот городских.
Соскабливать пепел с зашторенных стен
И глупо-восторженно гладить кота.
Умело скрывая как близок предел
И адская боль там, на дне живота.
Вращать откровенность, кусая покой
И слушать, как где-то гремит фейерверк.
По мелким деталям лепя город свой,
Опять вспоминая тот вещий четверг.
Смириться что стало приятней ломать,
И нет материала, чтоб строить с душой.
И сил, чтоб опять для других блефовать,
Стараясь спугнуть свою жажду водой.
Насыпать в карман отыгравший пример
И выронить где-то, небрежно забыв.
Принять эти роды, как «сверхакушер»,
Став матерью, что-то для мира родив.
И вырастить розы на белом окне,
Чтоб тихий прохожий застыл проходя.
Почувствовав слабость в уставшей спине,
Вдохнул в силу цвета частицу себя.
И просто дарить откровенность другим,
Насквозь зачеркнув половину внутри.
Чтоб громко смеяться как шут-арлекин,
Скрывая под кожей свои волдыри.