Жестами Буэнос-Айреса,
Говорящими рулетками,
Девятью с половиной манерами
Она насыщалась внимательно.
Она любила повязки
Снимать с ожидающих юмора,
И Солнце вертеть, и в шахматах
Взглядом ловить короля.
Она умела из парусников
Делать снежные скатерти,
И глаза расширять летящие
До прекрасной земли голубой.
И она умела смеяться,
Опрокидывая кровати,
(Эскадроны хулиганок-девчонок
Кровати ломают весело,
(И играют в бумажный шарик
В ресторане под вечер снежный,
И дрожат на тройной кровати
Ранним утром во сне после лыж).
А еще она не умела
Целоваться – и жгутся звезды,
И нектар капал на подбородок,
И рубец первый раз на шее.
Он касался ее руками,
И, стараясь играть словами,
Она чувствовала его слева,
Прижимающегося к ней на диване.
Она часто себе позволяет,
Она часто в дружбу играет,
Сексуально виснет на шею,
Становясь сексуальным довеском
Для любой многолюдной комнаты
(Ведь приятно себе позволять
До любого коснуться по дружбе,
И касаются все ее).
Но она только с ними играла,
Она так свой огонь утоляла.
Иногда ее близко касались
И, как хворост в камине, сжигались.
Она быстро с нами сдружилась
И быстрее еще отделилась.
Есть в “Эскадре” память о ней,
Так зовется КаЭрПеЭль.
Ведь должны корабли настоящие
Получать названья звенящие.
А ее звонкое имя
Было звонче имя “графиня”…