взгляд отводя, исполненный дождей,
и по лицу размазывая краску,
паяц октябрь, рыжий лицедей,
срывает опостылевшую маску.
не шутовского нынче естества…
ни драйва, ни иллюзий, как вначале…
ведь простота, что хуже воровства,
уже не утолит ничьей печали…
холсты небес отмыты добела,
и в смертное одев подобьем пледа,
Покров по нам звонит в колокола, -
как музыка величественна эта…
перекрывая готику ворон
плывёт она, и знаю я, что где-то
мой белый клоун – вечный мой Харон -
мотается за мной по белу свету.
паромщик мой, как другу, не врагу, -
просолены с тобой на всех ветрах мы, -
сам руку на последнем берегу
я протяну с последней тетрадрахмой.
но есть одна – мой оберег, тотем, -
ну в чём она, скажи мне, виновата?..
весь мир – манеж, а где-то наш эдем
затерян между Тигром и Евфратом.
не безнадежен ищущий в ночи, -
идущий к свету света да обрящет!..
и к образам - две тонкие свечи,
чтоб повстречаться с нею настоящей.
чтоб вместе с нею ждать благих вестей,
чуть дерзкою, чуть ветреной и пылкой,
как жаждет зал шекспировских страстей
и клоунов, испачканных в опилках…
пророчествам не верь календаря,
в них истины нет и наполовину!
я надеваю маску октября
и выхожу в костюме Арлекина!..