Это пятно портило вид белой праздничной скатерти всегда некстати. Его старались не замечать, его не замечали. Но пятно вылезало всегда , как бельмо на глазу и сидело на самом видном месте. Его пытались прикрыть прозрачной селедкой на удлиненном блюде, на него ставили вазу с цветами, клали рождественский веночек из еловых веток, рассыпали орехи и конфеты в золотистых фантиках. Пятно не пряталось, оно хотело присутствовать на чужом празднике жизни. Оно выпячивалось, бунтовало, дерзило, хамило! Оно хотело быть. С ним боролись. Пятно старались вывести разными химическими средствами, но безрезультатно. Формой пятно напоминало Англию, этот туманный Альбион с его дождями и слякотью. Края его были неровными и какими-то неопрятными. Пятно, конечно, поблекло от стирок, но просматривалось четко. Оно не хотело уходить навсегда.
Хозяин смотрел на пятно брезгливо и недоумевал, почему жена упорно пользуется скатертью. Со временем он привык к чудачеству жены и делал вид, что не замечает скатерть и пятно на ней. Женщина и пятно будто плели долголетний заговор против хозяина, и в этом невидимом сражении хозяин был побежденным.
Когда женщина подходила к столу, ее руки взлетали над ним, как две большие птицы, и натягивали белый парус над круглой поверхностью стола. Пятно взмывало ввысь и плавно опускалось на свое обычное место. В такие моменты оно начинало жить своей особенной жизнью среди бокалов, тарелок, бутылок, закусок. Перед тем, как поставить на пятно очередное блюдо, женщина любовно разглаживала пятно на скатерти, и глаза ее теплели. Пятно выпячивалось навстречу женской руке, подставляя края длинным пальцам. В эти минуты пятно ощущало себя царской меткой, знаком судьбы, родинкой Теперь оно могло вынести все : презрение, брезгливость, равнодушие.
Вдыхая запах жареного мяса, морщась от резких запахов лука, селедки, чеснока, пятно с уважением посматривало на высокие бутылки с вином, и в эти минуты из далекого прошлого появлялся аромат ночной маттиолы…
Честно говоря, пятно жило на этом свете ради нежных рук женщины и этого удивительного полета над столом. Там, наверху, пятно чувствовало свое превосходство, свое чудесное превращение в перышко, да и сам полет был предвестником праздника и веселья. Но судьба его была предопределена - лежать на столе и мозолить всем глаза.
Никто не знал, откуда взялось пятно на белоснежной скатерти. Время отрывало листки календаря, и память притуплялась. Но пятно помнило свой день рождения так, как помнит об этом старая дева. Виновником его рождения стал молодой человек, имени которого пятно не помнило.
Было жарко, и летний вечер застыл большим комом в гостиной. Казалось, что слабый ветерок, нежно шевелящий занавеску, не принесет облегчения. Мужчина с немым обожанием смотрел на женщину, которая скользила в пространстве, стелила скатерть, накрывала на стол. В чашках плескался золотистый чай, сверкали стеснительной белизной кусочки сахара, словно маленькие эльфы, танцевали чайные ложечки на блюдцах, пыжился и кряхтел чайник. Женская походка складывалась в замысловатые движения танца, ложилась на полотно воздушными невидимыми мазками. Легкая беседа повисла над столом кокетливым шарфиком. Женщина, смущаясь, отвечала на ничего незначащие вопросы мужчины. Но вот взгляд его стал серьезным и напряженным. Он спросил о чем-то женщину и застыл в ожидании. Она поспешно сказала : «Нет». Рука молодого человека дрогнула, и яркое желтое пятно появилось на белоснежной скатерти. Громко хлопнула дверь, а женщина повторяла и повторяла : «Нет…нет…нет…» Она не плакала, но пятно чувствовало, как безутешно плачет ее сердце, как натянуты ее тонкие нервы. Нет, нет, нет! Она поспешила сказать « нет»!
Истерично билась в оконное стекло ночная бабочка. Вид белой праздничной скатерти портило яркое пятно. В комнату влетел и зазвенел, как рыдание, запах маттиолы...