Однажды я знала человека. Хотя не так конечно – была знакома, вот это было верно.
Но бывают люди, которых, кажется, знаешь давно. Пусть даже и встречаешься с ними совсем на короткое время. Может, это связано с той искренностью и простотой, с которой они держат себя, а может с каким-то свойством взаимонастроенных вибраций, вот уж где не рискну судить.
Это была не очень длинная и полная впечатлений поездка в маленький городок Германии – культурный обмен, города-партнеры, гимназии-партнеры.
Множество народу самого разного толка, и среди них – а может особняком от всех - друг девчонки, которая принимала меня в гостях – ему было наверное около восемнадцати, но мне конечно казалось, что больше.
Изящный юноша, на голову выше меня наверное – я всегда смотрела на него снизу вверх, когда, конечно, мы не сидели в компании в какой-нибудь уютной кафешке.
Он не носил никаких одежд в стиле «на пять размеров больше», предпочитая рубашки, темные пуловеры и прямые джинсы.
Впрочем, ему наверное пошло бы все – потому что он обладал тем родом красоты, которая мало зависит от рамки. Красивое, по-настоящему красивое тонкое лицо, серые глаза, которые, если меня не подводит память, иногда менялись почти до синевы, все время полурастрепанные светлые волосы – и улыбка, которая освещала все лицо так, словно вспыхивал огонек.
Он умел находить шутки к месту, и подавал руку, когда девушка выходила из машины, и пропускал даму вперед, когда мы поехали в какой-то из древних замков – и бродили по залам.
Кстати говоря, там было очень холодно, в этом замке, казалось, сами стены пропитаны холодом веков, и нам рассказывали какие-то ужасные предания старины глубокой.
Но нам было очень мало лет, и мы ужасались – а потом смеялись, спускаясь по каменной лесенке вниз, и было теплее.
Этот юноша ездил с нами – со своей подругой, и они все время были вместе, и даже если они не соприкасались руками, то незримо чувствовалось, что они - вдвоем.
Она была похожа на него, тоже белокурая и изящная, только улыбались они совсем по-разному. Она – чуть смущенно, сначала улыбались глаза, а потом уже губы трогала улыбка.
А он смеялся искренним звонким смехом, и улыбка у него была открытой.
И когда он был компании - все невольно иногда смотрели на него.
Стоит потянуть воспоминание – оно тянет другое.
Как мы ездили маленькой компанией в какой-то то ли пригород – то ли еще куда – неважно уже сейчас.
Это был вечер, и мы ходили, плутая в шутку - какими-то полузаброшенными тропинками неподалеку от полуразрушенной старой стены, и время меняло скорость бега – это воспоминание стоило того, чтобы его запомнить.
Как мы однажды приехали к нему домой, и застали его вещающим что-то белому кролику – очень серьезно. А потом он увидел нас, и рассмеялся и поднялся навстречу.
Потом он приезжал провожать нас, это было раннее утро, прохладное, мы торопились и прощались, а прощаться – скверная наука. Мы обнялись – с ним и его подругой, и я не помню, что говорила, и что говорил они- какую-то банальность может быть, но в которой нет ничего, кроме тепла, но было ясно отчего-то, что мы больше никогда не увидимся. Хотя как знать.
Как бы там ни было - таких людей не забываешь, сколько бы лет ни прошло, и они всегда живут где-то в глубине памяти, и их лица не стираются за бегом времен.