Семь ангелов стояли на перроне, провожая тех, кто совсем недавно отрицал возможность смерти. Мертвецы были одеты в костюмы и платья, будто они собрались на вечеринку, а не в место тления. Цвет траура перестал быть актуальным, потому что люди не хотели верить в то, что смерть непременно положит конец их жизни. Смерть непрошено вторглась и резко нарушила планы и взаимоотношения людей. Но люди вели себя так, будто смерти не существует.
Ангел Рафаил, служитель божественных исцелений, провожал умерших от болезней и травм. Его лицо застыло белой маской и было печальным и скорбным…Он сделал все, что мог. Ангел Исгудиил, служитель божественных молений и исповеданий, знал истории жизни всех пассажиров поезда. Он надеялся, что воздаяние от Бога получит каждый их них. И только ангел Уриил, служитель божественной любви, света и огня, знал, что все самое интересное в этой жизни творится за спинами умерших. «Тому, кто тверд в грехе, раскаянья не нужны».
Посадка в вагоны была завершена. Вагон № 13 был последним в этом составе. В вагоне были собраны любимые вещи умерших. В одном из купе на столике лежала пачка сигарет, розовые женские перчатки, косметичка, обручальное кольцо и мобильный телефон. Как-то неуютно чувствовали себя ордена на красной бархатной подушечке. Небрежно брошенная белая шаль и гитара стали элементом домашнего уюта и тепла. И только бутылка с водкой задорно позвякивала в замызганной сетке, которая висела на крючке. Все эти предметы были «живыми», настоящими, потому что их не коснулась смерть. Они сопровождали своих хозяев в дальний путь и надеялись служить им вечно.
«Почему так долго стоим?» - недовольно прошипела Косметичка.
«А вы куда-то спешите?» - захихикала Бутылка Водки.
«Пьянь», - подумала Косметичка и замолчала.
До отправления поезда оставалось несколько минут. Ангел Михаил, служитель божественной силы, страж и защитник чести Божией, лично прошел по всем вагонам и проверил, все ли пассажиры заняли свои места. Вагон № 13 никто не проверял.
«Интересно, подадут ли нам чай?» - забеспокоились Ордена. В прошлом году, когда им пришлось сопровождать хозяина в военный санаторий, по вагонам разносили чай. К чаю предложили два кубика сахара и печенье. После душистого чая хозяин стал добрым и очень либеральным. Он нехотя ругал правительство, мало говорил о политике и почти не вспоминал армейскую жизнь. До поздней ночи в купе играли в карты и рассказывали анекдоты. Под эти мирные разговоры Ордена даже захрапели…
«Поезд отправляется…» - прошелестело по вагону, и мимо замелькали дома, люди, осенние клены, поля. Путь предстоял долгий, и пассажиры начали деловито занимать понравившиеся места, стараясь устроиться поближе к окну. В вагоне установилась удивительная тишина.
До черного ТОННЕЛЯ было еще далеко. Ритмичный перестук колес уносил Ордена в прошлое. Война, ранение, контузия, любовь. Сын! И такая боль, такое мучительное ЧТО-ТО накрыло вдруг с головой!!! Вот когда захотелось умереть, и смерть сжалилась и пришла. Сын сказал: «Продай свои ордена, я хочу купить машину». Вспомнились его детские руки, которые бережно трогали награды. Его восхищенные глаза, смотревшие на них. Его розовато-прозрачные оттопыренные уши, слушающие рассказы о войне. Сын был самым важным человеком в жизни, кровиночкой, лепесточком, ручейком. Был.
Станция Справедливости. На этой станции поезд не остановился. Ордена знали, что в другом вагоне душа человека умирала еще раз. Душа плакала и скорбела, потому что жизнь была прожита зря.
Розовые Перчатки заботливо смахнули невидимую пылинку с бархатной подушечки, на которой лежали ордена. Хотелось утешать, плакать, дать выход чувствам, грусти, чтобы поскорее от всего этого избавиться. Шум дождя за окном пел старую и реальную колыбельную мира. И Перчатки вспомнили, что когда-то давно тоже шел дождь. Женщине было 40. Ему намного меньше. Они вошли в ресторан, и всем стало ясно, что это не мать с сыном, не женщина и альфонс. Окружающие подумали о том, что за маленьким столиком в глубине зала сидят любовники. Они не смотрели друг другу в глаза, но их взгляды соприкасались в тот момент, когда бокалы с вином поднимались до уровня глаз. Казалось, что глаза купались в золотистой жидкости, чтобы стать еще чище. «Как жаль, что мы не любовники», - подумала женщина, и ее руки в розовых перчатках застыли, как розовые фламинго в зеркальной воде. Она знала, что больше ничего не случится, потому что инициатива наказуема.
А вечером в ее гостиничном номере раздался телефонный звонок. Он сказал: «Как жаль, что мы не любовники». Он звонил с вокзала, и его голос был соткан из грусти и нежности. Кто их рассудит? Верующие скажут: «Бог». Неверующие скажут: «Время». Бог и Время были едины в своем решении. Эти двое никогда больше не встретились.
Станция Иллюзий. В вагоне №7 плакала душа женщины, ставшая роковой ошибкой Бога и Времени...
Бутылке с водкой хотелось вздремнуть, но она вынуждена была таращить глаза, потому что ничего не было ни в одном глазу. Душа ее хозяина переворачивалась в гробу без похмелья. У хозяина не было имени, адреса. У него не было дома. Он не помнил, не знал своих родителей. У него не было корней. Он появился из ниоткуда и уходил в никуда. У него была одна надежда, но не на то, чтобы выжить, а на то, чтобы не думать, как спастись. И если верить в то, что существует всего три несчастья: смерть, болезни и угрызения совести, а счастье – все остальное, то у него не было всего остального. Он умер тихо и незаметно в городском парке. Его тело лежало на скамейке, как забытый чемодан. Участковый милиционер, шутя, положил в гроб к хозяину бутылку водки, которую нашел рядом с телом.
Поезд проезжал Станцию Воздержания. Он мчался на полном ходу, не приостанавливая движения. Эта станция была самой коварной. Кто знает, что выкинут пассажиры поезда! Вывески кафе, баров, ресторанов, казино привлекали внимание своими яркими, кричащими вывесками. Ангел Селафиил, служитель божественных молений, молящийся Богу о роде человеческом, знал, как слаб человек, как легко ему наткнуться на камень соблазна. Он молился о том, чтобы на станции было темно настолько, насколько вообще бывает темно.
О! Какой долгий день. Как давно он начался и сколько вместил. Шаль по привычке встряхнула своими длинными кистями, представляя себе хрупкие плечи своей хозяйки. Сегодня она впервые была одна и чувствовала себя предательницей. Она была незаменимой в скудном гардеробе женщины. Вместе они составляли одно целое: безрадостное и беспросветное. Ее хозяйка привыкла к тому, что мир черно-белый, к нелюбви, к тому, что она сама готовит себе еду, и сама ее ест. Она никогда не плакала, разве что в детстве. Жизнь давно сделала ее равнодушной, погасила в ней свет.
Однажды молодая пара, живущая с ней в одном доме, оставила ей своего малыша. Он напоминал одуванчик на зеленом лугу, который повсюду роняет зонтики любви. Мальчик обнимал своими ручонками ее шею и шептал на ухо: «Я твой маленький зайчик»! «Солнечный зайчик»,- добавляла она. Куда-то ушли бессонница, равнодушие, усталость. Она стояла у плиты, как у мартена, и готовила что-то вкусненькое. Малыш перевернул ее мир с ног на голову, нарушил порядок в доме, увел ее из страны Одиночества в страну Радости. Ей хотелось просыпаться по утрам, бежать на рынок, стирать маленькие штанишки и кормить мальчика с ложечки. Она все успевала. Почувствовать в своей руке его ручку, услышать детский лепет, увидеть лучистую улыбку на его личике – стало смыслом ее жизни.
И все это закончилось в один день, в один миг. Молодая пара переезжала в другой район. Женщину убил не переезд, а само известие об этом. Она умерла ночью, предварительно переодевшись во все чистое, забыв выключить настольную лампу. Лампа дала подсказку соседям: закричала, заголосила своим светом о тоске по не родившимся детям, о терпении и смерти.
Станция Терпения встречала поезд слякотью и дождем. Одинокий фонарь слабо освещал крошечный сквер, прилегающий к станции. Было холодно и зябко. Поезд замедлил свой ход, но не остановился. Пассажиры слишком много терпели и страдали в своей жизни, и теперь проезжали эту станцию без сожаления.
В тревожную ночь ворвался телефонный звонок. Он будто взорвал тишину спящего вагона. Вялый, старческий голос прорывался из другой жизни и просил позвонить. Мобильный Телефон недовольно заворчал, но отвечать не собирался. Он знал этот голос, потому что слышал его очень часто: «Сынок, позвони мне…Мне так плохо без тебя! Скажи, что ты жив и здоров. Скажи!» Но телефон жестоко выдерживал паузу и отвечать не собирался. Какие разговоры! Сейчас он ждет важного звонка по поводу поставок древесины.
Боже мой! Он забыл, в каком поезде едет. ТАМ не нужна древесина, ТАМ не нужно ничего. ТАМ нужен только этот старческий голос, забытое морщинистое лицо, выцветшие голубые мамины глаза. Только это…Ему так страшно остаться сейчас одному, между небом и землей, на забытой всеми Станции Пустословия. Сколько ненужных слов выбросил Телефон в пространство. Сколько нервов потраченных зря.
Обреченно и грустно вздохнула на верхней полке Гитара. Она подумала о том, что люди, считающие, что улучшают мир, на самом деле делают его хуже. Это похоже на бегство в пустоте. Гитара вспомнила слова Заратустры: «Некоторые люди уходят слишком поздно, а некоторые – слишком рано, надо уходить вовремя». Гитара считала, что человек, играющий на ней, ушел вовремя. Он был самым талантливым из всех, кого она знала. Любил жизнь, а жизнь любила его. Но два долгих года человек принципиально не брал гитару в руки. Гитара скучала, плакала, ждала. Это было на Чукотке, во время службы в армии. Молодого солдата никто не воспринимал всерьез. Он много шутил, часто сидел на «губе», с остервенением мыл туалеты и длинные коридоры. В последний день пребывания в рядах доблестной Советской Армии, была устроена вечеринка. Полковник, выпивший много солдатской кровушки, спросил у молодого человека: «Чем же ты займешься после службы в армии, клоун»? И тот, взяв гитару в руки, широко улыбнулся и сказал: «Я закончил консерваторию, играю на многих музыкальных инструментах, пою. Меня ждут в столичной филармонии. С моим будущим все ясно. А чем займетесь вы, товарищ полковник? Ваше будущее меня очень тревожит…» В тот вечер гитара не умолкала. Она радовалась и плакала, смеялась и грустила. Гитара была в ударе!
Станция Вдохновения. Духовой оркестр играл марш «Прощание славянки». Марш звучал, как ностальгия по оставленной родине, несбывшимся надеждам, утраченным иллюзиям. Если бы мы жили с сознанием неизбежности смерти, то были бы более человечными и милосердными, более понятливыми и великодушными, бескорыстными, потому что на тот свет ничего не возьмешь. Ничего.
Сигарета выпустила живописное колечко дыма, и оно облачком висело в купе. Запах никотина был таким земным, таким настоящим, что все обитатели купе даже не подумали возмущаться. Впервые никто не знал, куда едет и зачем. И это было так необычно, так странно и страшно одновременно.
Пачке Сигарет было знакомо чувство неопределенности. Хозяин был художником и подолгу пребывал в этом состоянии. Он мучительно искал себя, мучился сам и мучил других. Иногда он становился нетерпимым и деспотичным. Он жил в своем мире, который сам создавал на полотнах. Это был страстный, порывистый, честолюбивый человек, который жил и творил только для того, чтобы утвердить собственное «я». Своими картинами он щекотал нервы врагам, вызывал зависть у друзей, превращал жизнь в балаган. Никому не удавалось смягчить неожиданные смены настроения капризного художника, его взгляды на окружающих. Женщин, которые его любили, он увековечивал на своих полотнах странным образом. Их глаза, губы, грудь, руки существовали как бы отдельно, потому что принадлежали разным людям. Но он безошибочно мог сказать, чьи это глаза, чьи это губы. Он плакал по ночам, как ребенок, потому что оставался одиноким и потерянным. Сигареты заменяли ему общение, помогали думать, воображать, мечтать. Никто в мире не знал, как много тепла нужно художнику, чтобы чувствовать себя любимым. Он рассматривал жизнь и смерть как антагонистов, как два взаимоисключающие понятия. Смерть была источником страха, табу, и он предпочитал о ней не говорить. Смерть – это то, что лишало жизнь всяческого смысла. Его душа маялась оттого, что множество дел остались незавершенными. Раздел имущества наверняка сделает его детей врагами. Почему он не понял, что смерть лишь подводит жизнь к вершине? Почему он рассматривал смерть как зло, наделяя ее крайне негативными чертами?
Станция Смирения. Что-то нежное чудилось в розовых облаках, разбросанных перьями по утреннему небу. Что-то неуловимое чувствовалось в запахах и звуках. Плакала птица, и душа художника плакала вместе с ней. Она понимала, что никогда не была свободной! Теперь она возвращалась домой, туда, откуда пришла. Смерть – это завершение круга, и оба конца окутаны тайной. Жизнь помещается между рождением и смертью. Короткий промежуток!
От долгого лежания на одном месте, у Косметички заныло в боку.
«Куда мы едем? Что за глупость отправлять на тот свет Косметичку? Хозяйка могла бы съездить туда сама»,- подумала она со злостью. Ей надоели обитатели купе, стук колес, гробовая тишина и мысли о туманном будущем. Впрочем, она думала мало и редко. Чаще всего о мужчинах, вечеринках, музыке. О чем еще могла думать прелестная вещица? Она всегда выбирала нечто материальное. Обладательница Косметички была божеством и дьяволом одновременно. Она часто говорила о любви и ничего о ней не знала. С чего начинался взаимный интерес между мужчиной и женщиной? Мужчина бросал страстный взгляд на женщину и попадал в золотую паутину. Он барахтался в ней, как большая зеленая муха, предчувствуя свое поражение. Она смеялась над ним, испытывала его терпение, подводила к последней черте и оставляла. Эта бабочка перелетала от цветка к цветку и оставалась равнодушной к прекрасному миру. Она знала, есть только один запах на свете – запах денег. Деньги у нее не задерживались, потому что яркие огни большого города манили к себе и забирали львиную долю. За удовольствия нужно платить!
Косметичка мечтала выйти незаметно на Станции Прелюбодеяния. Но Бутылка Водки не дала ей такой возможности. «Нам без тебя будет скучно, красавица! Знаешь, что такое плыть в одной лодке? Поплыли…» Станция замелькала красными фонарями, низкорослыми строениями. Маленькие неясные женские фигурки застывали перед окнами вагонов, но поезд мчался мимо этих призраков дальше, дальше, дальше. Как будто убегал от чего-то.
Хотелось чистого воздуха, запаха сирени, теплых дождей, солнца. Хотелось танцевать под звездами, мчаться с ветром, говорить с луной. Хотелось необъятного, громадного, бесконечного.
Маленькое Обручальное Кольцо думало сейчас о жизни и смерти, о любви и разлуке…Появление ребенка из утробы матери – сильнейший стресс его жизни. Даже смерть будет меньшим шоком, потому что она приходит без предупреждения. Возможно, смерть придет к человеку, когда он будет без сознания. Внутриутробные дети слышат и понимают. У них свой слух и своя память. Их нужно любить. Любовь должна сопровождать человека до того, как он появится. Всю его жизнь. И потом. После жизни.
На безымянном пальце женщины, родившей девочку, светло и радостно блестело Обручальное Кольцо. Девочка была рождена для любви и от любви. Каждый ее миг был наполнен драгоценным творчеством. И не важно, что она творила – пусть даже строила дворец из песка на морском берегу, пела песенку, сочиняла стихи или рисовала каракули. Все базировалось на ее непоседливости и радости. Жизнь девочки, девушки, женщины была расположена внутри Обручального кольца, и этого мира было для нее достаточно, потому что он был огромным. Она знала, что когда-нибудь в этот ограниченный мир войдет еще кто-то, без кого она не сможет жить. И Он пришел! Нет, он ворвался в ее жизнь ветром, цунами, весенним громом. Их любовь была похожа на молитву. Они погружались в нее, как в облако.
«Жизнь ярка, как бриллиант, но хрупка, как оконное стекло». Как прожить эту жизнь? Как пройти по канату, натянутому над бездной? Стремительно! И этот последний день вместил в себя любовь, счастье, смерть. Они все взяли от жизни, они жили так интенсивно, так насыщенно! Они не думали о будущем, потому что растворились в настоящем. «Хлеб наш насущный дай нам на сей день». И Бог дал им любовь. Дал, а потом забрал одного из любящих, потому что любовь к мужчине оказалась сильнее, чем любовь к нему, Богу.
«Кто будет жить в Великом городе? – думало Обручальное Кольцо. Люди без имен и чувств? Неужели это Высшая справедливость, и человек – лишь маленький эпизод жизни, мыльный пузырь, через мгновение его уже не будет»? Обручальное Кольцо не понимало разумности смерти.
Станция Любви… Яркое утреннее солнце ударило в окно, скользнуло лучами по стенам вагонов, запрыгало солнечным зайчиком на потолке. Подумалось о том, что все религии отрицают жизнь: с жизнью что-то не так, жизнь – это ошибка. Адам и Ева понесли наказание, потому что хотели жить, хотели знать, понимать, проявляли любопытство. В этом заключался их первородный грех. Люди – наследники Адама и Евы. Человек рождается в грехе. Люди обрели милость Божью, чтобы им было позволено вернуться в Райский Сад. Их жизнь так отягощена страхом смерти, что они не в состоянии насладиться ею. Все, что приносит удовольствие, считается просто потерей времени.
Поезд летел в неизвестность, влетая в длинный черный тоннель. Остановок больше не будет. Поезд приближался к Концу. Любой из пассажиров поезда, будь то умершая душа человека или его вещь, понимали, что их религия отобрала у них все: радость устремлений, радость любви, удовольствие от ожидания, веру в то, что весна придет. Она не позволила им смотреть на жизнь изумленными глазами, с радостью, где не было бы места идеям о рае и аде, где каждый миг жизни был бы наполнен большой любовью. Души мертвецов желали получить награду, если не в этом мире, так хотя бы в потустороннем.
Кромешная темнота заполнила пространство. Если свет в конце тоннеля и появится, то его увидит только Машинист. Поезд будто плыл по течению реки Забвения. Он уже не пробовал плыть против течения, не пытался плыть быстрее реки. Он не делал никаких усилий, потому что все стало бессмысленным. Не было мысли, не было сознания, не было света. Пассажиры поезда освободились от всех амбиций. И не имело значения, богаты они или бедны, преступники они или святые. Смерть увела их от всех несправедливостей жизни, от всех ее глупых игр.
Внезапно поезд вынырнул из тоннеля. Было такое чувство, будто после нестерпимой боли людей покинуло сознание. Смерть – великий хирург, она отделяет человека от тела, от ума, от сердца. И это разделение оказывается очень болезненным.
У вагонов, как изваяния, стояли Ангелы. Каждый из них будет сопровождать души людей к Центру их существования. Ангелы откроют золотым ключом заветную дверь, и Вечность заберет их на вечное поселение. Возможно, чьи-то души станут бессмертными, потому что ушли осознанно и не цеплялись за жизнь. Иные души вновь появятся на какой-нибудь другой планете, их родит другая женщина. А чья-то душа увидит надпись: «Оставь надежду всяк входящий» и долго будет плакать от жестокой боли. Кто знает?
К вагону №13 никто не подходил. Его пассажиры смотрели на тех, кому служили верой и правдой. Теперь они понимали, что человек не должен хранить вещи. Потому что эти маленькие подарки из реальной жизни делают его жизнь очень горькой, невыносимой, печальной. Как заблуждались их хозяева, когда думали, что воскрешение ценнее чем жизнь!
Вагон с вещами решено было отправить назад.
Да, жизнь хрупка, как стекло. Но бьющееся не обречено на гибель. Если беречь его, то оно проживет века. Любимые вещи умерших обязательно попадут в руки живых. Кто-то полюбит белую шаль, кто-то отнесет в музей ордена, кто-то сыграет на гитаре. А кто-то разгадает тайну смерти и обретет уверенность в наличии какого-то существования после смерти…хотя бы для любимых нами вещей.