Перевод цикла стихотворений Ури Цви Гринберга
Как обрывки горящих пророчеств
Дни, что в поисках нужно прожить.
И меж ними как слиток металла
Мое тело, что будут дробить.
И наотмашь Кузнец рассекает
Рану каждую прожитых лет,
Искры быстрых секунд извергает,
Сохраняя минувшего свет.
В судьбоносном Суде до заката.
Снова брошен бруском в колыбель.
Обращусь обнаженный, разъятый:
«Был так тяжек твой Труд, а теперь
Ночь настала, закончился путь.
Нам обоим пора отдохнуть…»
***
Словно дева, чьи чары к сраженьям ведут,
Усмехаешься Ты: «Что ж, беги,
если можешь!»
Но бежать невозможно.
Я пытался бежать.
И, отчаяньем мучим,
Я зароками, словно углями,
Гортань обжигаю:
«Больше знать не желаю!»
Я вернулся опять.
Снова в двери стучусь
Как любовник, истерзанный страстью,
Получивший намёк на возможное счастье…
***
Как ни старался с фонариком
смысл отыскать,
Чтобы Тебя не найти,
Всюду я видел твоё проявленье,-
Золото так средь камней начинает блистать
Перед старателем в час долгожданный
везенья.
И я доволен, что каждой cудьбе
Уж предначертан порядок железный.
Око твое – словно месяц,
Что светит сквозь бездну.
***
Был донельзя сперва озадачен:
Ты меня победил. Снова я -
Меж ладонями глиняный мячик
На исходном кругу бытия.
Так приятно теперь беззаботно
Подчиняться движению рук,
И светильником, если угодно,
Даже стать иль кувшином…
А вдруг…
***
Того, кто по душе и крови
Нам близок,
Времени легко отнять,
Ту руку,
Что всегда могла обнять,
Стенания прервать на полуслове.
И содрогается частичкой каждой кровь
Перед законом этим обновленья,
И каждый присягнуть Тебе готов,
Отец по крови всякого творенья.
Тебя мы зрим, не открывая глаз,
И речь твоя доступней всех пророчеств.
О, Боже мой!
Наш Отче!
Прежде нас так щедро одарил Ты,
А сейчас – мы словно скошенное поле.
И кровь вещает о земной юдоли…
***
Мой Господь!
Уже многие годы я пою.
Жаждут братья,
Страждут сёстры,
Не в силах и высказать долю свою.
Плод заветный, такой налитой,
нашей жизни
Покрыт кожурой.
Мой Господь!
Ведь скала так тверда.
Где слова мне найти,
Чтоб струилась вода?!
Я теряюсь в догадках который уж год,
Для себя – недоступный, загадочный плод.
Все голодные мне уж навязли в зубах,
Все болящие вечно мелькают в глазах.
Как их всех успокоишь,
Забытую радость вернёшь?
Разве новую душу в их тело вдохнёшь?
***
Мои сверстники, царство Твоё запустив,
От трудов, и боёв, и молитв утомясь,
Разбрелись во все стороны, дом позабыв,
По недоданной ласке отцовской томясь.
Не нашли, что искали. Под вечер видны –
Ты найдёшь их в пивных, и их лица черны.
Ты найдёшь их в притонах – не речь, только стон
Разрывает их рты. Как загадочный сон:
То, что было бесплатно, пришлось покупать,
Только в райских садах нам уже не гулять…
Молока материнского вкус позабыт уже нами.
Всюду мрак. Отче, плачь над своими сынами!
***
В кабаках и притонах вбираю ноздрями
Прогнившую душу, что дымом клубится из ртов.
У Тебя что же общего, Боже, с такими сынами,
Чьи глаза загораются пред миражами,
Не от бликов спаливших твой город костров?!
И в ночи поднимается к небу лишь чад кабаков.
Вышибалы взашей сыновей твоих прочь выгоняют,
Чтоб они изрыгали нутро там лицом на восход.
Ну а после разбитое тело собаки облают,
И, стеная, оно мимо сточных канав побредёт.
Разве для состраданья закрыт твой сияющий взор,
Ведь рассвета лучи золотят даже этот позор.
Эй! Ты зришь даже ночью. Пораньше приди
И жандарма жестокого Ты обойди,
Пока он не волочит за чуб без затей,
Не пинает вдогонку до тюремных дверей.
Ты приблизься бесшумно и пот осуши,
Утомлённые лица, дохнув, освежи.
Ты детей своих падших попробуй поднять,
До убогих жилищ дай Ты им дошагать.
***
По Твоему веленью – в окнах солнца блики,
И толпы вырвались на улиц бледный свет.
Все тот же Ты пастух и стадо будешь кликать.
И гулкий перезвон доносится в ответ.
В глазах любого божьего творенья –
Мольба к Тебе – мычим или ревем.
И высшее благословенье
В хлеву лучится над коровьим лбом.
В крови – тоска по вере и смятенье:
Божественность небес,
земля загадки множит.
Мы – в середине миросотворенья.
Наш дом по сути – стойло тоже.
***
Так и было. Под вечер в корчме мы
столкнулись.
У него не найдется монеты одной,
Я – богач двухгрошовый,
Плачу за обоих с душой.
Отказался он лечь на кровать,
На полу, говорит, лучше спать.
Бедолагой улёгся усталым.
На полу слышны стоны в корчме.
И во сне, знаю я, неустанно
Он в лицо смотрит пристально мне.
Даже если закрыты глаза, виден мне
На полу этот нищий лежащий в корчме.