Славянских скул покатые холмы
Соперничают с гордо-римским носом –
Мой император золотоволосый,
С тобой немного разминулись мы.
Столетий двадцать – срок-то небольшой
В сравнении с великим кайнозоем.
А я могла бы быть твоей сестрою –
Твоей кровосмесительной женой.
И я б осталась жить наверняка,
А ты б не стал Калигулой, мой милый,
Но «бы» в минувшем не имеет силы,
Печать веков крепка, крепка, крепка.
Транквилл не лжет, мой цезарь-лицедей,
И мертвецы не лгут, тебя пороча.
Как дни страшны! Еще страшнее ночи
В отсутствие надежды и огней.
И ты – скорей чудовище, чем бог, –
Не разгадавший лунного кроссворда,
С улыбкой ждешь укол мизерикорда,
Впустив тираномаха за порог.
…И, умерев, выходишь на поклон –
С истерзанным лицом, в потекшем гриме.
А в это время в ненавистном Риме
Смывает служка кровь твою с колонн.
Ремарка:
Без труда разберутся в этом «лунном кроссворде» те,
кто читал «Калигулу» А. Камю. Пьесу о добром императоре,
который после смерти жены (и одновременно сестры)
Друзиллы осознал, что «люди смертны и оттого несчастны».
Это нехитрое открытие привело к тому, что Калигула решил,
соперничая с богами, отменить закон причинности,
следовать только логике, а не чувствам, и достичь полного,
опять-таки, богоравного, одиночества.
Он убивал всех без разбору, жаждал заполучить на ложе Луну
(как символ «невозможного») и очень хотел,
чтоб подданные говорили ему правду.
Подданные долго терпели, а потом убили своего цезаря.