В зените висит, паря,
очень большая птица.
На правом крыле - заря,
на левом - кипят зарницы.
А крылья черней, чем прах
в степени чернозема...
кружит одинокий птах
замедленно, невесомо.
Забыл козодой кричать,
иволга смяла мессу,
когда свою тень-печать
прижал черный аист к лесу.
Ой, братцы, внутри сосет!..
Что-то сбежать стремится
и в этот взойти полет,
совпасть с поднебесной птицей.
Дерет, как из влас репей,
силой невыносимой
болящий комок скорбей
и к перьям влечет иссиним.
Цицония нигро* мой,
злое, гнилое, крысье
всоси в этот ток прямой,
что вон - из груди открылся.
Из каждого, кто внизу,
вытяни гумус тмящий,
сокрой в неживом лесу,
трясиной залей дымящей.
Неси в непролазность чащ,
в клятую топь гнездовья
злодейства и детский плач,
сиротство и лихо вдовье...
Но как по фанере кнут -
выстрел прервал молебен!
И эха горючий трут
с шуршаньем сгорел на небе...
Я к птице спешил, бежал...
Долго стоял над нею...
И сотни пчелиных жал
кололи и жгли трахею.
Ну, что ж ты, взлетай скорей!
Ввысь, к облаков кудели!..
А егерь сказал - в музей...
А егерь вздохнул - велели...
Он старый, один давно,
к югу лететь не сдюжит...
Эх, егерь, в глазах темно...
И черные лапы душат...
*-черный аист (лат)