Когда над пустыней – огромной и странной –
Луной расцветает кошачий зрачок,
Когда голубиные стаи ветров
Пески завивают со свистом скрижальным,-
Я песню пою. Переливом наскальным
И радостной дрожью пастушьих шагов
Та песня полна. Занавесив сомненья
И спелым порывом предчутья вспушив,
Я шепотом жарким спешу окропить
Шнурок непослушный шатра вожделенья.
Литым полу-мраком застигнут в тиски,
Её отыщу, ощутив неумело...
На шкурах овечьих лампадное тело...
Два финика бьются упругой груди.
И прежде, чем дрогнет кинжальный испуг,
Пронзая навылет пожаром продольным,
Струя засверкает надкусом покорным,
Ущелья взметнутся и горы падут.
И будет оазис. И будет вода
Из самого чистого в мире колодца.
Травою залёной дыханье зайдётся
И разом затихнет заклятием сна.
Змея молодая обнимет едва
Сиреневой пальмы тугой полумесяц
Рассветный козлёнок шатёр заприметит,
Тряхнув невзначай колокольчиком дня.
28.XII.84.