Триптих

 
 
 I.

 В О К З А Л
 
Бурая цепь манекенных столбов.
Шорох пустынный песчаных обёрток.
В ждущей ночи покосившийся зов
Жёлтых окурков.
Фонарей огарки – лихорадочны,
В их качаньи – жалобное шарканье.
Святотатство в этом мире – карканье
Ржавых стрелок по ладоням смрадности...
Да ещё, пожалуй, листья ясеня
Пыльного... усталые, поникшие...
Смерть живёт, давно во всё проникшая
И циничная в своём согласьи каяться...

Перрон был пуст. Но ожиданья страх
Соткал в потьмах субстанцию Скитальца.
Тлетворная "обычность" – суть Посланца,
А потому, обличье постояльца
Не лучшее ль? Когда вскружился прах
Порыв раздвинул створки саквояжа...
Клубы надежд, сомнений, зов пути...
Все атрибуты дальнего вояжа
Посыпались – тетрадные листки...
И шпалы подхватили, понесли
По рёбрам времени, по коже расстояний,
Роняя зёрна будущих свиданий,
Рождая образ цельности Пути.
Лицо распалось... Мутное пенснэ
На миг сверкнуло патиной оправы,
Но фонари качнулись... По листве
Прошёлся брус неумолимой шпалы...
В движеньи стрелок зародился блик,
Дав семафору тайную примету.
Её-то, видно, и не доставало свету,
Проказно обнажающему лик...
Скиталец растворился. Перестук
Трости ещё витал мгновенье...
Но суждено ли длиться наважденью...
Перрон был пуст.

 II.
 
 П О Е З Д

Рушится ветер. Звенящим и алым
Лижут друг друга в экстазе усталом
Чёрные травы. Куриный зенит
Злобно маячит за маревом плит.
Но вопреки... иноземно мила
Трупов ромашковых пряная тла.

Кто-то случайный задумал ересь.
Странную, дерзко-безумную штуку.
Всё бесконечное сродне по духу
Башне. Стремление ввысь
Здесь равноценно скольженью в пространство,
Ведь, если Бог – вездесущий, то шансов
Здесь даже больше, поскольку Его
Легче достичь, растекаясь по сетке
Координат, расположенных так,
Что высота – не являет преград.
Здесь безграничных позывов экстаз,
Впаянных в твердь рукотворных скрижалей.
Перст указующий – облако стали.
Всё остальное – отводы для глаз.

В начале были небеса.
Они сияли понаслышке
И дым – последствие отдышки,--
Лепил подобия Творца...
Моделям не было б конца,
Когда бы при случайной вспышке
Дым не познал бы колеса...
Загромоздились телеса...
Хрящи затвердевали в кости,
Как водится – из праха горсти
Творились жёны и мужья...

Хребет – суставчатая тварь.
Гроб для покрытья расстояний.
Клубок страстей, утрат, желаний...
Былого Символа угар...
Но рельсы – средоточье чар!
Одеты в шпальные корсеты –
То серьги, кольца и браслеты,
Скользящих тел влекущий жар...
Скольжение! Цирцеи власть!
Экстаз лабзания и тренья,
Когда в объятьях наважденья,
Влекомые в нагую пасть,
Они впадают в исступленье,
Развратом заменяя страсть...

Господь же всё предугадал.
А посему, воздвиг границы,
Придав пределы скоростям
И, если бы не хитрость, нам
Пришлось бы с этим примириться...
Но хитрость, всё же, не обман...

Хребет ржавел. От помутненья
Клубились бредни без числа...
Где бесы – там и Сатана...
Колёса тронулись... Свершенье
Надежд имеет синий цвет
И небо голубело. Свет,
Дрожал сквозь марево движенья...
Хребет не ведал, что творит...
Гортанный крик его достиг
Пределов... И на грани сна
Он,к вящей радости Творца,
Аргументировал скольженье
Не столько вожделеньем тренья,
Сколько предчувствием Конца...

Переосмыслив запретные грани,
Треньем окутав простёртые длани,
Ухнул стремглав и наотмашь застрял
В переспективе сиреневых шпал...
И только ветер рушился убого.

 III.
 
 В С Т Р Е Ч А

Покой – первоисточник Бытия.
А трение – стыковка двух покоев.
Движение – свержение устоев.
А скорость – оболочная броня.
И потому хребет, роняя вес,
И низвергаяясь в топи безрассудства,
Подобен нам в объятиях распутства,
Когда пред целомудренностью дня
Мы простынёю прикрываем чувства...
Хребет же, по интуитивному предчутью,
Окутывался сонмом скоростей...
И чем сильней истома – тем плотней.

Перрон был пуст. Скитальческий фантом,
Впитавшийся под мантию рассвета,
Сквозь шпальный дух сочился по корням
И кружева предутреннего света
Сучили пряжу по сырым ветвям.
 
 Август 1982.