Я понимаю только одно:
Что будет жизнь над нами – и смерть,
Что зеленее в венах вино,
Готовое вскипать и кипеть
Словами. Обреченный жаргон.
Кому мы здесь такие нужны?
Шуты не обрастают жирком,
Когда в словах точны, не нежны,
Когда слова выходят в ручей,
И зеленей вина не найти.
А ты стоишь под небом – ничей,
Как будто обманули в пути.
Но кто тебе, скажи, обещал,
Что будет сердце кротким птенцом?
У Бога вон их сколько: пищат
И всуе называют отцом.
Так чем, скажи, ты лучше других?
Вот очередь, гляди, подойдет:
Всем, кто кровопотерей погиб,
Господь предложит марлю и йод,
Зеленого предложит вина,
Из вены дополна нацедив.
А что была какая вина –
Так разве что стихов рецидив.
А кто помянет старое – вон
Из райских кущ в февральский мороз.
С зеленым звоном падает в сон
Душа, и тело терпит некроз,
И отмирают ткани: друзья,
Любовь, прогулки навеселе.
Забвения осилить нельзя,
Не оставаясь тут, на земле,
Не запрягая душу в слова,
Не распродав себя по кускам.
На винокурню сердца – трава,
Могильный плен, гранитный капкан.
И только – жало робкой строки,
Тюльпанная стрела в головах.
Небесный клир стянул колпаки,
Зеленым светом лопнул на швах
Небесный цирк. И пала, созрев,
К концу краеугольного дня
Волна зеленых яблок с дерев.
А слово покидает меня.
4.02.05