Ни в год какой, ни точно где,
Не знаю. А было то, иль нет -
Уж и не мне держать ответ…
Вам расскажу, что слышал я,
А там решайте за себя -
Хотите, верти, иль не верти,
На то всецело ваша воля!
Так вот же, слушайте друзья,
Свой сказ скорее начинаю я....
I
Давным-давно, меж двух долин,
Гора высокая была. У основания ее,
Поля раскинулись, сады -
Цветущей зелени полны,
И среди зелени всей той,
Для цели праведной одной,
Воздвигнут храм был, где монахи,
Отбросив мира сего страхи,
Усердно Богу приклонялись.
И лишь не многие из них,
Души пороки сохранив,
В сомнениях терялись
Когда вопросом задавались,
О том что, правда или лож,
А есть ли Бог, иль нету все ж…!
II
Там на вершине почил Он,
Взирал на мир и с высока,
Дождем и ветром управлял,
И мир тот жизнью наделял.
Средь облаков, вершина та,
От глаз сокрытая была -
Никем невидима в кой век!
Но вот, однажды, человек,
Решил на гору ту взойти!
Дабы ответы там найти,
А заодно и посмотреть…,
(Быть может даже лицезреть!!!),
Творца Небесного Земли!…
Иль ничего там не найти….
III
И вот младой монах Иван,
Покинув ночью божий стан,
Монахам - братьям не сказав,
Тропою узкою пошел,
И вскоре из виду ушел.
Огни монашеских келий,
Церковных башен стройный свод,
И очертания ворот,
Движенье коих сотню лет,
Уж и не помнил белый свет;
Все исчезало в мраке ночи…
Знакомый с детства, вдруг пропал -
И старый холм, и старый храм!
И так в ночи, Иван что рысь,
Припав к земле, взбирался в высь,
Боясь быть пойманным, спешил.
На звук любой ответ хранил –
Молчанье. Словно дикий зверь
От стрел охотников спасаясь,
Так он от братьев и отцов,
Бежать быстрее был готов.
IV
Все выше в гору он всходил,
Но вскоре выбившись из сил,
Под древом лег и задремал,
И сон такой он увидал:
Средь сада райского стоит,
У ног его ручей журчит,
Садится подле он ручья,
В ладони влагу зачерпнув -
К губам поднес, слюну сглотнув,
И в не решении застыл.
Вода - прохладна и чиста,
Чуть слышно голос подала.
- Ты мучим жаждою, монах!
- Чего ж ты ждешь?
- Отбрось свой страх!
- Отбрось сомненья поскорей!
- Я жизнь есть! Сущее я все!
- Ты внемли мне, меня испей,
- Испей меня, испей скорей!
Но вопротив, внимая гласу,
Иван ладони наклонил,
И воду на землю пролил,
И тут все разом изменилось –
В безмолвный остров превратилось!
На месте где ручей бежал,
Теперь сухой проток зиял!
Цветы, деревья и трава,
Иссохли вмиг, и вся земля,
Песком и пылию покрылась -
В пустыню разом превратилась!
И сильный ветер вдруг взыграл,
И до небес ту пыль поднял!
И тут на миг все потемнело….
Иван в испуге наземь пал,
Молитву быстро прочитал,
Руками голову закрыл,
И….
Светало. Он глаза открыл.
Вокруг уж теплился рассвет,
Но сна кошмар оставил бред!
Не смея встать, он так лежал,
И в чувствах так рассвет встречал.
V
Не многим часа пролежав,
Он встал, и сил в себе собрав,
Тропою прежнею пошел.
Вокруг редел столетний лес;
И восхищенный падал взор,
На трав загадочный узор.
Средь редких папоротников рос,
Шиповник колкий; да рогоз,
Там речек топкие брега
Скрывал собою иногда.
Там виноград то тут, то там,
Лозами вился по стволам,
Развесив грозди сочных ягод…
Никем не зримый уголок!
Лесная, дикая куртина…,
А словом райская картина!
Откуда ж он доселе мог,
Когда в стенах иных взращен,
Увидеть силу божьих чар –
Душой принять искусный дар?!
Так шел Иван тропою той,
И дивным лесом восхищен,
Он точно видя чудный сон,
Уж не заметил за собой,
Как вскоре лес тот миновал,
Придя к граниту острых скал.
VI
За часом, час шел все быстрей,
И час от часа все трудней,
Идти ставало той тропой:
Случалось, горный ли поток,
Ему дорогу преграждал,
Иль хуже, пропасть, иль завал!
Подобен был он серне гор,
Когда в движенье быстр и скор
Между расщелин хладных скал
К заветной цели путь держал…
Когда чрез реку быстрых вод,
Решал сперва идти в обход,
Но в миг последний прыгал вниз,
И осторожно по камням,
Не поддаваясь на каприз
Бурлящих вод и дымных брызг,
Реки преграду – шумный вал,
Благополучно миновал.
И так он шел: то вверх взбирался,
А приходилось, вниз спускался…
Казалось, был неутомим,
Но потеряв остаток сил,
В конце концов, он все ж устал,
И к ночи сделан был привал.
На утро вновь собравшись в путь,
Пошел…,
Но ста шагов и не прошел,
Как видит, дерево растет,
И в свете солнечных лучей,
Среди развесистых ветвей,
Щебечет дивный соловей.
Иван, чуть ближе подошел,
И чтобы птицу не спугнуть,
Застыл, не смея и вздохнуть –
Пленен был трелию певца!
И тут, доселе столь приятный,
Вдруг щебет, стал ему понятный!
И соловей заговорил!
VII
Соловей
- Далеко ль путь, монах, свой держишь?
Монах
- Ты говоришь?! Вот чудеса!
- Постой…. Нет! Нет!
- Быть может ты всего лишь бред?
- Быть может призрак, демон ада?
- Кого ты ждешь? Чего здесь надо?
Соловей
- Тебя я жду, тебя мне надо….
- Но ты не бойся, я не демон,
- Не призрак я и не виденье,
- Как ты - земное я творенье.
Монах
- Ты лжешь!
- Иль ты считаешь, я глупец?
- Нет!… Волков уж отличу я от овец!
Соловей
- Быть может ты и не глупец…,
- Тогда ответь мне, наконец,
- Зачем идешь скорей туда,
- Где ни ступала и нога,
- Ни человека, и не зверя?
- Туда, куда и крылия орла,
- Не поднимали никогда!?
Монах
- Иду на Бога я взглянуть.
- Узнать хочу, да посмотреть,
- Кому молился двадцать лет!
- Быть может, нету там Его,
- И все не стоило того?!
- Что время попусту терять?
- Так лучше стоит ЖИТЬ начать!
Соловей
- Так значит, ты не веришь в Бога,
- И посчитал, что лишь дорога,
- Тебя к той вере приведет?!
Монах
- Уж ничего на свете нету хуже,
- Чем верить в то, чего нет уже!
Соловей
- Бог был и есть! Всегда и будет!
- Не важно помнит, иль забудет,
- Его никчемный род людской!
Монах
- Он будет лишь тогда,
- Покуда верю в него я!
- Покуда верят в него люди!
Соловей
- А ты не думал, что для Бога,
- Не велика уж и тревога,
- Когда ничтожный человек…,
- Быть может коих сто на век -
- Таких как ты, в нем усомнился?
Монах
- Мне от твоих речей не много толка!
- Что взять с тебя?… всего лишь птица.
- А мне… уж верно мне все это снится!
Соловей
- Намного проще отрицать,
- Труднее все же признавать!…,
- Но все ж скажи, монах, зачем,
- Зачем ходить, бродить - искать?
- Не проще ль верить перестать?
- Не уж то этого те мало?
- Не уж то знать, да видеть надо?!
Монах
- Когда бывает мысль, какая -
- В начале смутная, немая,
- Случайно в голову придет,
- И тихо, тихо там течет,…
- Но вот, бывает через время,
- Та мысль становится что бремя -
- Терзает ночью, мучит днем!
- И не молитва перед сном,
- И ни чье-то поясненье -
- На мысль ту нету разъясненья!
- И вот тогда уж лишь одно:
- Иль приутихнуть - лечь на дно,
- Иль сил набраться, влезть повыше,
- Да разузнать - взглянуть на свет,
- Авось, найдется и ответ!….
VIII
Иван, закончив говорить,
Ответа ждал. Но соловей,
Лишь засвистел в ответ скорей -
Как прежде трель и ничего!
"Уже, не спятил ли я часом,
И не с собой ли говорил…", -
Оторопев, себя спросил.
Но, в правду было то, иль нет,
Так он на то не знал ответ.
А между тем, закончив петь,
Тот соловей вспорхнул - взлетел,
И так бесследно улетел….
IX
И вновь продолжил путь монах,
Но то ль усталость, толи страх,
А только стал, печален он.
Три дня он шел и как один,
Три дня те пронеслись пред ним.
Не ел, не пил он – исхудал,
И ко всему не в меру стал,
Не расторопен и пуглив:
Бывало позади него,
Вдруг шорох резкий, шум какой –
Не мог он совладать с собой:
Смотрел с опаской, озирался,
Шаг ускорял и спотыкался,
Упав, вставал и к древу жался.
На день шестой совсем поник –
Пропал юнец, теперь старик,
В его движениях читался!
X
Так день сменялся, ночь за ним,
Но все ж он был не утомим –
Другой бы мог про все забыть,
На полпути свернуть назад,
С дороги в рай – скорее в ад!
Но нет!
Он из последних сил крепчал,
Вперед лишь взгляд свой устремлял,
И вскоре был вознагражден.
Когда застигнутый дождем,
Совсем промок и умирал,
Он вдруг спасенье увидал –
Пещеру. Вход порос плющом –
Закрыта, точно дверь ключом.
Трава высокая вокруг. И ни души.
Он небесам хвалу воздал,
За то, что муки испытав,
Остался жив, хотя и был,
К кончине близок час его,
И он уже не ждал сего
Спасения. Теперь,
Лишь только часом отдохнет,
Так снова вверх туда пойдет,
Видней откуда вся земля,
Где Бог в раздумие сидит,
Иль где в молчанье вечном спит,
Лишь пустота….
XI
Пробравшись сквозь густой заслон,
Он в глубь пещеры стал идти,
Ночлег в надежде там найти.
Вокруг сгущалась темнота:
Казалось, с каждого угла,
Стооким зверем мрак смотрел!
Но что же это?! Впереди,
Не трудно ль дух перевести…,
Огонь во мраке и старик!
Тот был седой. Печальный лик,
Его года не омрачал,
Скорее мудрость предавал:
В движеньях, взгляде и чертах –
Во всем читалась правота,
И в тоже время пустота,
С которой он порой гласил,
Могла придать не много сил,
Тому, кто с ним бы говорил.
Иван застыл. Но тут рука,
Того седого старика,
Его к себе вдруг поманила,
И жестом рядом сесть просила.
XII
Старик
- Я вижу, ты устал, промок,
- Быть может, голоден сынок?
- Вот хлеб тебе, поешь пока.
- А между делом, старика,
- Своей историей потешь.
Сказав сие, он хлеб достал,
И протянул его Ивану.
Монах
- Тебе я говорить не стану.
- Хотя признаться я в долгу,
- Но нет, сказать я не смогу,
- Ведь что тебе старик за диво?
- Мое житье не так красиво,
- Чтоб им тебя мне потешать.
Старик
- Я знаю сам, когда подчас,
- Невесть кому в предсмертный час,
- Как трудно сил в себе собрать,
- Как трудно душу рассказать!
- Открыть желанья и грехи!
Монах
- Твои слова мне не легки!
- Ты верно стар и потому,
- Все опостыло самому;
- И ты спасения – смерти ждешь,
- И видеть, склонен ты во всем,
- Лишь увяданье, да времен,
- Лишенный смысла ток.
- Я жив, старик! Я все же смог,
- Моей судьбы пройти урок,
- Меня и смерть не забрала!
- Но что я слышу?! Вот дела!
- Я жив стою, а ты сказал,
- Что час уж смерти мой настал!
- Ужели я во цвете лет умру,
- Уже ли в мир тот отойду?!
- Я не готов! Я жить хочу!
Старик
- Ты говоришь, я стар, я сед,
- Что опостыл мне белый свет.
- Но с жизнью я не жду разлуки,
- Как и не жду от смерти муки.
Монах
- Еще и я, свой век прожив,
- Как ты сейчас старик счастлив,
- Так я порадуюсь тому,
- Что жизнь в ничто извел свою!
Старик
- Я пожил славно. Лишь теперь,
- Смотря во прошлое, поверь,
- Могу о жизни рассуждать!
- О Боге думать и том,
- На самом деле или сном,
- Он нам является порой,
- Когда грустим мы всей душой,
- И нам опора так нужна.
- Но как же ты, еще не жив –
- Хоть было б вспомнить что, забыв,
- На столь высокое махнул?!!!
Монах
- Ужели, чтобы смысл понять,
- Нам надо долго, долго ждать?
Старик
- Уж если б нам, с тех самых дней,
- Когда родились мы на свет,
- Всевышний даровал ответ,
- О сути дел и всех вещей,
- Что жизнь для нас тогда б была?
- Дотла истлевшая зола!
- Тогда б и смысла было в ней,
- Не боле нам, чем для зверей!
И так в пещере у костра,
Беседа странная текла.
Старик все больше говорил,
Иван молчал. Лишенный сил,
Не долго слушал он его –
Склоняя голову на грудь,
Он лишь хотел быстрей уснуть;
И сон пришел….
XIII
Уж солнце первыми лучами,
Лаская дальний горизонт,
В чуть бледный пурпур одевало,
Пушистых облак снежный фронт;
Внизу, в долинах, белой дымкой
Туман недвижимый стоял;
Там иногда тревожа листья,
Прохладный ветер колыхал,
Дубрав развесистые кроны,
Да ветел космы у реки,
Стоявших, будто старики;
Там под росою, полны влаги,
Цветы склонялись и трава;
Холмы, куртины и овраги –
Все покрывала утра мгла.
Луна на бледном небосклоне,
Скорее довершая путь,
К закату бег свой направляла
Уж не надеяся блеснуть.
Еще окутаны прохладой,
Дремали долы и гора;
Эфир уж полнился усладой…,
То была ранняя пора.
XIV
Проснулся он в тени холодной,
Средь влажных стен пещеры той;
Огонь уже не согревая,
Давно погас; теперь же он
Яснее все напоминая,
Сильнее гнал забвенный сон.
И вдруг Иван все вспомнил. Разом
Явленья всплыли в голове:
Костер, старик с надменным гласом,
И их недавний разговор…,
Все порождало тайный спор.
Меж тем унылый вид менялся,
Пещеры облик оживив:
Луч света в глубь ее прокрался,
Дыханьем жизни одарив.
Так мрак поверг (гори! гори!),
Кудесник утренней зари!
И спали тяжкие вериги!
Как по утру спадает с нас,
Ночного сна кошмарны лики
Лишь только мы откроем глаз….
Так он проснулся, но не телом,
А к жизни вновь исполнен делом,
Не зная сам, чем пробужден,
Душою всей воскреснул он.
(Не так ль бывало, мы порой,
Не властны вовсе над собой,
Под час в уныние впадали,
Сильней грустили, иль скучали,
Не зная сами от чего….
И нам казалось, что уж вечно
Так будет властвовать хандра,
Но, оказавшись скоротечна,
В миг покидала нас она!)
XV
Как гость ночной, устав от хода,
Забредши ночью на поклон,
Приюта просит до восхода,
А по утру уходит вон;
Так и Иван, набравшись сил,
Скорей покинуть поспешил
Ночлега мрачные чертоги.
Дитя сомнений и невзгод;
Он шел, казалось целый год,
И стал он думать, что уж нет,
Конца началу, что ответ,
На свой вопрос, во век уж он
Не сможет вовсе отыскать….
И стал он полнится сомненьем.
«Напрасным не было ль решеньем,
Идти к вершине, чтоб узнать,
Кто мог здесь ныне пребывать?»
Так шел вперед и думал он;
И хаять начал он себя,
Но…, под конец того же дня
Достигнул цели.
XVI
Друзья мои!
Ах, до чего ж порою трели
(Прошу простить за отступленье)
Ласкали слух мне. В наслажденье,
Внимать мне было им когда
Закат, встречая средь дубрав,
Я огонь пламенный застав,
Под звуки их, неторопливо,
Прилежным взором замечал,
Как, занимаясь, озарял,
Горящий луч пологий склон,
И там косаяся до крон
Деревьев, что растут на нем,
Злотил листы их, а потом,
Уйдя, чуть выше в тот же миг,
Бегущей речки тронув лик
Пурпурным блеском отражал!
И, наконец, сходил с горы.
Я с ним прощался до поры,
Когда увидеть мог бы я,
С закатом следующего дня
Как вновь объемлет все заря.
И словно мыслям моим вторя,
Он на прощание спешил,
У горизонта окаймить,
Далеких гор седую нить!
XVII
Но пели ль песни соловьи,
Иль золотил поля закат,
Увы, он не тому был вовсе рад;
Скорей он даже не заметил,
Как мир вокруг был тепл и светел;
Все чувства в нем: и взор, и слух,
Занял другой, но странный дух!
Верней, предчувствие того,
Чему случиться уж давно
Судьбою было суждено!
XVIII
Как в море утренний туман,
Скрывает лодку рыбака,
Так белизною облака,
Сильней сгущаясь, скрыли стан,
Давно не юный; но хромой,
В лохмотьях, с сгорбленной спиной,
С седой поникшей головой.
«Ужель старанья дней былых,
Напрасной тратой сил моих
Не стали вовсе, и теперь,
Свиданье близкое судьбы
Решит сомнения мои?
Уже ли я один…, о свет!
Познаю праведный ответ?»
И словно некою стрелой
Сраженный, навзничь, в тот же миг,
Он пал на землю. Страшный крик,
Досель безмолвный, полня мир,
Прорезал с силою эфир!
И слезы хлынули из глаз….
Бывало так не в первый раз
Он грусти дух свой предавал,
И тихо в келии рыдал.
Но тем слезам, любви и детства,
Уж места нет; иные средства
В нем поселились с давних пор –
Печаль, сомненье и укор.
Но не труды души младой
От страсти к деве ль роковой;
Не радость мирна бытия,
Не лона дивная краса,
Тогда в нем слезы породили –
Сознанье, дух его сломили.
То были слезы горькой муки.
XIX
В глубокий час теней и сна,
Когда луна средь звезд ясна,
Когда не видит боле взор;
У стен, ведущих в тихий двор,
Часовня где, и где порой,
Монахи мирною толпой,
От келий шли обед принять,
Иль на молитву по утру,
Сходились все в часовню ту;
Предстал старик. Полуживой,
Касаясь дряхлою рукой
Холодных стен, он стал кругом
Ходить в покойствии немом.
Все ближе жался он к стенам;
То вслух им молвил, то шептал,
И гладил он их и ласкал,
Как будто камень согревал
Члены дряхлые его;
Как будто теплил в нем он кровь….
«Я снова здесь…, я дома вновь…».
Слетело с губ его сухих,
И пал он навзничь подле них.
XX
Его нашли. Едва ли мог
Дышать; несчастный, изнемог
Так, что казалось и во век,
Не в силах вынесть человек,
Таких мучений, слез и бед….
В пыли, в лохмотьях, недвижим –
Как дикий зверь; никем не зрим,
Лишенный чувств, он так лежал,
И тихо так он умирал.
И вот когда уж наконец,
Настал час смерти и венец
Забвенья вечного принять
Готов он был, тогда монах –
Седой и мрачный игумен,
Его, узревши возле стен,
Велел в обитель отнести;
Он поднят был и принесен
(На миг от смерти спасен),
Омыт, возложен на кровать
И там оставлен умирать;
Но перед тем к нему чернец –
Младой монах, совсем юнец,
Пришел грехи его принять;
Водой святою окропить,
Да к воле божьей причастив,
Рукой, больного окрестить.
XXI
Чернец
- Мне жаль старик, что пред собой
- В свой час последний, лик чужой
- Ты должен видеть, но поверь,
- Я в этот час тебе родней
- Хоть не отца, сестры иль брата,
- Но друга верного вдвойне:
- Он может вынесть на себе,
- Тебя в пылу огня из драки;
- Я ж – душу грешную твою….
- Смотритель мне все рассказал,
- Как ты в бреду ему шептал,
- Что веру в Бога потерял!
- Уж не отрекся ль ты от света?
- Уж не хранишь ли ты секрета
- О тайне черных дел каких?
- Покайся. Душу расскажи.
Тогда собрав остаток сил,
Больной привстал и попросил,
Вместо грехов и покаянья,
Его предсмертное желанье –
Сказать немного о другом….
И видно было как с трудом
Он собирался говорить,
Потом рукою сделал знак,
И дале тихо молвил так:
- Я был взращен средь этих стен;
- Средь этих стен был окрещен,
- Затем в монахи посвящен,
- Здесь долги годы прибывал…,
- Но вот однажды… я сбежал.
- Ты, верно, спросишь почему?
- Таить не стану – не к чему,
- Что толку в тайне многих лет,
- Коль не узнает белый свет;
- Таить, поверь не мой удел…,
- Но слушай, слушай, я посмел,
- Хотя навряд ли ты поймешь.
- Я верил свято, верил, все ж,
- В причастье божьем усомнился…,
- И вот тогда же я решился
- Бежать, бежать из этих стен!
- Семь дней я шел на гору ту,
- И там нашел лишь пустоту….
- Тогда обратно я пошел,
- Но путь возвратный не нашел…,
- И понял я, что путь мой стал,
- Не легким делом семи дней,
- Но долгим делом жизни всей!
- С тех пор прошло уж много лет,
- И стал я немощен и сед,
- Но знай же, было все не зря,
- Я заглянул тогда в себя,
- И я нашел то что искал!
- Глупец! Откуда ж мог я знать,
- Что Бога следует искать,
- Не в вышине, на той горе,
- Не в океане, не в норе,
- Но в нас самих, в душе – в себе!
- Так понял я тогда одно,
- Слепая вера в нас ничто,
- Пока ее ты не предал –
- Пака ее не испытал….
XXII
Среди зленеющих долин,
Кавказских гор и их теснин,
Уж много, много лет назад,
Я проезжал и видел там,
Среди гранита божий храм.
Он был воздвигнут много лет;
И много лет хранил он свет,
Но беден стал он и убог,
Святым во славу, нам – в упрек….
Тогда ж задумчивый грузин,
Совсем уж старец, «божий сын» -
Монахом был он в храме том...,
Он окрестил меня крестом
И преподнес сей сказ потом….
КОНЕЦ