Кривляться будешь перед зеркалом...
баловство неуемное - оставь...
замашки, - неумные и грубые...
Лучше...
сходи наломай вербы
на жирной проталине,
или - посыпь голову пеплом...
Прояви благоразумие!
Она - женщина не для тебя,-
пьяница, остолоп задумчивый.-
Я постараюсь. - И, конечно, зря во мне
живо всё это:
не колокол и
не соколиная охота,-
а моё сердце, и мои виски,
что холодно отражают
собственный внутренний свет,
пульсируют по привычке...
Но свет... он не проходит,-
останавливается на пороге сознания,
ждёт меня
с долгою добротой...
Потому что я сам должен решить.-
Как же вдруг возвыситься
над болотностью тяжкой
тела? спросить я обязан:
надо ль мне с ветром договариваться,
дружить,
чтобы он позволил тебя обнять;
или продолжать ревновать к тому,
кто в тени осиянных дерев ласкает
тебя мучительно нежно? -
Встретил-то случайно тебя, конечно, он,
а потом
разразился хохотом молодецким -
я знаю, как это бывает.-
Где уж тут мне,
с моим занудством...
...Но всё было бы проще,
случилось бы само собой неизбежно.-
Ты, человека увидь прежде всего,-
в зеркало посмотрясь;
и прекратим оба делать максимально
глупый вид;
и тогда ты увидишь рядом с собой - меня...
Трудись. -
Ты зря избегаешь труда
постигать и постигнуть
собственную - светлость
и послушай же, угомонись, - подумай,
не зря же откуда-то взялся
запах невинной свежести
и всё это бессмысленное с виду
пускание весенних ручейков?..
Да ты, жаждала быть смелой сама,-
так, что оставалось
разве только забыть об этом...
Доверься, - скажу я,
знаю: чуть голубое, небесное
пульсом живёт в тебе между
собственной различной
танцевальной музыкой
и - пониманием, и состраданием,
к моему чёрному, смрадному шахтёрскому труду
не принадлежащих мне, будто механических мускулов,
и токов, внушающих мне истово разную дрянь,
отбирающих у меня чувство вкуса,
возводящих мостик между временем и пространством...
Твоя светлость... она покажется тебе важной,
подлинной, эфирно живущей феей,
как только ты, столь высоко не знавшаяся
прежде с самой собой,
с гордостью осмелев,
испачкать земным теплом не сможешь себя,
а с неиспуганным дрожанием
смиришься со вздохом вхождения
своим, - в собственное же
понимание вечности;
и тогда удовлетворённо хмыкнешь
от явившегося тебе представления
увлекательной и потешной битвы:
игры стихий огня, воды и
прирученного мной шального ветра...