A Tale of Gregory David Roberts

Адам Асвадов
Средь людей я дружбы не имел. Не знаю, что было тому причиной – то ли моя подчеркнутая независимость, то ли излишняя свобода суждений и поступков, то ли мои клыки, когти и хвост…

Однажды у меня появился Воображаемый Друг. Согласен, воображаемые друзья обыкновенно появляются на первых годах человеческой жизни, а мне к тому времени исполнилась не одна сотня тысяч кальп, но не будем забывать, что в том, новом существовании, под обновленным небом на обновленной земле, мне было от силы несколько месяцев.

 Случилось это так.

 Проголодавшись, но не найдя пропитания, я сел под раскидистым баньяном, росшим на окраине какой-то нищей деревушки. Прокусил себе запястья и долго пил густую, тягучую кровь.

Слегка захмелел: известно, что собственная кровь бьет в голову гораздо сильней, чем чужая.

Тогда передо мной появился Грегори Девид Робертс АКА «Шантарам».

- Ну ни фига ж себе, - сказал я.

- Опаньки! - удивился Грегори Девид Робертс.

- Присаживайся, - сказал я Грегори Девиду Робертсу, и даже слегка подвинулся, уступая ему место в теньке. Грегори Девид Робертс АКА «Шантарам» присел на траву, и, глядя в горизонт перед собой, спросил:

- Ну, как жизнь?

- Эта? – уточнил я. – Или предыдущие?

- Ну да, типа эта. Как там чиста дела, здоровье и всё такое…

- Регулярно, - ответил я.

- Не жалеешь, что так быстро сдался? Позволил себя спровоцировать, порубить, высушить и переделать? – спросил Грегори Девид Робертс АКА «Шантарам».

- Нет, - ответил я, - потому что в конечном счете я изначально был обречен на поражение.

- Моя «Армия Народного Освобождения Австралии» состояла из одного человека – включая командование, - сказал Шантарам. – Правительство сражалось со мной не один год. Мне было двадцать три. Я боролся с Системой, имя которой – легион. И всегда побеждал, не считая того случая, когда меня арестовали в Гамбурге, депортировали в Индию, а оттуда – обратно в Австралию, досиживать оставшийся после побега срок. И все двадцать семь лет я отсидел, не сломавшись. Я сражался в Афганистане, на Шри-Ланке и в Африке, и выживал, когда вокруг меня гибли люди – куда более достойные, чем я. Ты один не смог одолеть троих и еле-еле вырвался из клетки собственного «Я». И то ненадолго. А сколько тебе сейчас?

- Кажется, четыреста пятьдесят семь тысяч девятьсот шестьдесят восемь кальп, - произнес я. – Или четыреста пятьдесят семь тысяч девятьсот шестьдесят семь… Возможно, мне три с небольшим месяца. Зависит от системы летоисчисления.

- Вот видишь, - произнес Грегори Робертс, - а ты не только проиграл битву, но и сидишь тут и пьешь собственную кровь.

- Once junkie, always junkie, - сказал я Шантараму, - когда ты был в Бомбее и потерял Карлу, ты снова подсел на героин. Но тебе еще нужно было идти в притон. А я все свое ношу с собою.

- По крайней мере, я любил, - ответил Грегори Робертс, - а ты? Просто использовал этих несчастных человеческих женщин. Даже собственных детей ты воспринимал как средство для установления личной власти…

- Я никогда не… - возмутился я, но Грегори Девид Робертс не дал мне договорить:

- Брось, парень. Мы оба знаем, что наши отцы круто нас подставили. Хотя ты, по крайней мере, знаешь своего старика в лицо и еще можешь с ним расквитаться…

- Да пошел ты, - не согласился я, - никогда не буду бунтовать против отца. Зачем? Старик и так отдал мне весь мир.

- Блин, просто удивительно, в чьи галлюцинации порой приходится попадать, - возмутился Грегори Девид Робертс, - неужели ты не знаешь, что собственную смерть возможно искупить единственно гибелью отца?

- Отдзынь! – цыкнул я Грегори Девиду Робертсу.

- Да ладно, не злись, - примирительно произнес Грегори Робертс, - в конце концов, мы верим в одно и тоже.

- Как сказал тебе Ахмед-Хан, «у меня больше общего со здравомыслящим христианином, сикхом, буддистом, джайнистом или атеистом, чем с фанатиком-единоверцем», - ответил я.

- Ну, как знаешь, - произнес Грегори Девид Робертс АКА «Шантарам», поднялся с земли, отряхнул джинсы. – Всё, кажется, действие твоей крови проходит. Бывай, - он протянул мне ладонь, но рука сделалась дымчатой, прозрачной, и истаяла едва ли не на глазах. А после и сам Шантарам стал проходить, как сон.

- Помни, что кроме вашего мира и мира людей есть еще и… - но тут я окончательно протрезвел. Он так и не успел докончить фразу.

Иногда, среди долгих странствий, созерцая миры, я спрашиваю себя: что не успел досказать мне Шантарам?

Что?..