Они знакомы давно,
Но все же не суждено
Быть им вместе…
(из одной известной песни)
I
Он был в нее немножечко влюблен.
Смотрел в глаза, когда она стояла рядом,
И слушал смеха серебристый звон,
И провожал фигуру теплым взглядом.
Она была наивна и свежа.
Она хотела смеха и веселья.
Она желала счастья, вся дрожа
И замирая лишь от предвкушенья.
Она мечтала, что приедет принц
И заберет ее в страну из сказки.
Под сенью своих бархатных ресниц
Доверчиво закатывала глазки.
А он уже немного зачерствел,
Был иссушен и телом, и душою.
Он еще был хитер, настойчив, смел,
Но более всего хотел покоя…
Он тщился позабыть о городах,
Скрывающих под нежностью жестокость.
И даже в самых солнечных словах
Он мог расслышать мерзостную колкость.
Она, как прежде, верила в любовь
И непременно с свадебным финалом.
А он… Он искусал улыбку в кровь,
Когда она ему это сказала.
Она считала его другом, но,
Пожалуй, что-то все ж подозревала.
Они ходили по ночам в кино.
На те сеансы, где всего ползала.
Он пел ей философию и жизнь,
Она учила его смеху и забвенью.
И их совсем не посещала мысль,
Что это все принадлежит нетленью…
II
Она взрослела, изменялась, шла
По жизни шагом целеустремленным.
А у него возникла вдруг жена,
Хозяйственная, хваткая Матрена.
И, может, он жену свою любил,
И даже счастлив с нею был, кто знает?
Но все же каждый вечер Ей звонил
И говорил, как ее страшно не хватает.
А годы вертятся, как карусель.
Она уж замужем. Она тоскует тоже.
Как горько, что любовная постель
Вмиг остывает, только станет брачным ложем.
И снова в тонких пальцах телефон,
И вновь привычный номер набирает,
И ее смеха серебристый звон
Опять за километры долетает.
…А когда он умрет, она узнает,
Проснется ночью с холодом в груди.
Ведь, если он умрет, ее не станет.
Но это откровенье впереди…
…А, может быть, минув столетья,
На предпоследнем лучике звезды
Они друг друга, как слепые дети,
Найдут наощупь и прошепчут: «Ты…»