НА ЗАДВОРКАХ СЧАСТЬЯ.
- Ты знаешь, мне приснился сон...
Два голоса сливались в унисон
Опасливо, тоскливо, виновато,
Как будто два надломленных набата
Сошли на нет, так и не взяв аккорд...
- По-моему...
- Мне кажется, что я...
- ...
Молчание раскинуло крыла,
Грозясь перерасти в безмолвье.
Мы пробуждались в перезвон ручья,
Выпрастываясь из утробы забытья,
Двум мотылькам бесформенным подобны,
Двум галькам перекатным, и вода
Струилась, отмывая от безволья,
Как от недуга давнего, от боли.
От смерти. От небытия.
- О, как же бесконечно я спала... -
Ты молвила, и бледная усталость
С тебя пыльцой цветочной осыпалась,
Высвобождая на свободу дня.
- Скажи мне, как твоё плечо? -
Я произнёс, казалось бы, бездумно
И понял: лишь о том и думал
Всю вечность сновиденья моего.
- Моё плечо? конечно же, болит... наверно..., -
И ты взглянула на тугой платок,
Повязанный на правое предплечье.
Он был затянут спаренным узлом
Из тех, что знал лишь я, то был мой знак...
Ты тронула его - он разлетелся в прах...
Под ним белела девственная кожа,
Да, кожа, а не стылый лак!
Не гипс, не воск, не клей, не алебастр, -
Живая кожа, девственно прекрасна,
И жилка голубела на запястье
И на виске, подыгрывая в такт
Дыханию...
- А как твой глаз?
Ты подошла и села на колени
Передо мною и рукой несмелой
Коснулась лба, щеки, надбровий, век...
- Ты отыскал его, он снова здесь,
Как прежде, с той же крапинкой зелёной,
И уточки на дальние зимовья...
Вот только... он теперь... другой...
Нет ни стекла в нём больше, ни фарфора,
Он полон неизбывного простора,
Так,словно сделался... самим собой...
Мне кажется, что он... живой...
Я бросил взгляд на кисть свою, и там,
Где некогда я перерезал вены
Змеился серповидный шрам.
Серебряный, он проводил черту,
Будто по эту сторону и ту
Лежали два неведомых предела:
Грядущего, что скрыто пеленой
И прошлого, что кануло в забвенье,
А между ними простирался слой
Натянутого мига, словно рана,
Зарубцевавшись, стала амальгамой,
Сведя разъединённое в одно
Неуловимо-цельное, тем самым
Изобличая смысл и глубину.
И ставя цель.
Страшать уверовать, не в силах усомниться,
Я загляделся в ломтик серебра,
И образов неясных вереница
Во мне вскружилась, множась и грозя
Смутить рассудок и лишить опоры...
-- Скажи, любимая, ты что-то помнишь? -
Я прошептал, оправившись едва.
- Что помню я? Не помню ничего...
Одну любовь... и тягостную муку...
Да, нескончаемую муку и любовь...
А кроме них - не помню ничего,
Так, словно в целом мире
Одни они и есть. И вечно были...
А может... и как раз наоборот:
Они - лишь грёза, эхо недозвука,
От тени тень - не более того...
Но коль не-жизнь, и та лишь состоит
Сплошь из одной любви и вечной муки,
То что, тогда, есть жизнь? И для чего?
- Вот это нам и предстоит познать.
Коль уж престало высновидить в явь
Самих себя, заклятие развеяв,
Должно быть, нам завещано изведать
Чего-то большего, чем просто быть,
Подобно гальке под водой журчащей.
Мне кажется, что жизнь - уменье быть творящим.
Ты понимаешь? Стены, купола,
Колонны, арки, лестницы, аркады,
Изгибы сводов, филигрань ограды, -
Не более, чем кубики, игра,
Набор фрагментов замысла. И надо
Из них построить что-то, возвести.
Сложить гармонию, оставить грудой хлама...
Иль заплести в зловещий лабиринт,
Где зрячие слепцам подобны,
Поскольку сколь ни бьются - не способны
Ни смысла ни узреть, ни разглядеть ни зги...
Но мы же в силах возвести строенье,
Что станет эталоном красоты,
Что будет вечно вызывать стремленье
К прекрасному. И побуждать расти.
Ты понимаешь? Жизнь - анфилады.
Любовь и мука, трепет и страданья,
Утраты, боль, отчаянье, дерзанья -
Цвета палитры, бусины пути.
Мы нижем их, слагая в сочетанья,
Мы зодчие и странники по ним.
Ваяя Путь, мы им же и растём
И что построим - то и обретём.
- Я думаю, ты прав, и может статься,
Мы пробудились на задворках счастья.
Войдём же в Дом.
5-30.IV.06.