***
Луна хватается за край,
желая задержаться в утре.
Ты попытаешься стать мудрым,
чтоб «кого хочешь, выбирай».
Кого же хочешь, расскажи?
Пора уже определиться,
гвоздику укрепить в петлице
и зашагать сквозь витражи,
и тросточкой сбивать цветы
остервенелого жасмина.
Духовной жаждою томимы?
Ну значит, перейдем на «ты».
Обозревая потолок,
дивишься плоскости упрямой,
а где-то там проходит саммит –
он лучше выдумать не мог.
Знак первородного греха,
краснеет яблоко на блюде,
через забор сигает пудель,
из-за плеча смеется Хармс.
Пусть слово не схватить рукою,
но – интересное кино! –
смотри, рождается оно,
полубезумное, слепое.
Невозмутимый акушер
чуть удивится: «Ну ***се!»
В гробу перевернется классик...
И никакой любви, машер.
***
Ложки остались, осадок нашелся…
Веришь ли – все хорошо.
Я по винилу бы вышила шелком
новый красивый стишок.
Можно ли нам, обращающим в шутку
всё и практически всех,
между небес находить промежутки,
чтобы закидывать сеть?
Можно, конечно. Какие запреты,
что нам все вето-табу?
С ветки упавшее спелое лето
все собери, не забудь.
Мода изменится в новом сезоне –
хватит оружьем бряцать.
В узел завязанных линий ладони
не расплести слегонца.
Я полагаю, нам стоит подслушать,
что говорит Вавилон.
Мера за меру и око за душу –
вот и слегка отлегло.
Видно, к дождю разлетались икары –
типа, воздушный парад.
Только зачем ты уходишь из кадра?
Вроде еще не пора.
***
Надраив клюв, побрив хитин,
почистив мех, клыки и когти,
идешь по улице один.
Асфальт кукожится и сохнет.
Грудную клетку лижет яд
привычно, ласково, бесцельно.
Мир добродушен, как медбрат
с муниципального похмелья.
До капли выпита роса -
внутри тебя собралась в точку.
Еще примерно полчаса
без всяких там чужих и прочих -
ты все расставишь по местам,
которые давно не святы.
Не лицедействуй. Перестань.
Ведь ты теперь не мирный атом.
С годами тише свиристит
желанье получить Букера.
Я потребляю никотин,
но твой портрет вне интерьера
не поверну лицом к стене -
нам ни к чему пустые жесты.
Рассыпься пригоршней теней
на стыках коммунальных лестниц.
Безумству храбрых бла-бла-бла...
Не провожай меня до дома.
Не лечит «Красная стрела»
твои тревожные симптомы,
а заповедная тропа
становится темнее, глуше...
И ты опять ложишься спать
с тахикардией под подушкой.
***
Снова я с тобой, как будто
не случилось ничего.
Я привычна, как компьютер,
точно вежливый кивок.
Все плагины, все логины –
получи и распишись.
Да минуй тебя ангина,
ревматизм и прочий шит.
Сколько женщин, сколько песен…
Сосчитай, не ошибись.
Мир приволен и чудесен.
Время выходить на бис.
Право-лево, майна-вира
проверяют на разрыв.
Сохрани тебя Кибиров
от печали, от хандры.
Человеки-пароходы
Рубинштейн и Крузенштерн
глушат питьевую соду.
Через звезды колет терн.
Яснооки, быстрокрылы,
ясен взор и ночь нежна –
мы считали, это вилы.
Оказалось, ни хрена.
Потому что это грабли.
Грабли. Грабли. Грабли, блин!
Наступайте, крибле-крабле,
раз иначе не смогли.
Перепутав время суток,
покорежив небосвод,
снова я с тобой, как будто
не случится ничего.
***
Семьдесят затертый -
это прошлый век.
Макраме плетется.
Вот и мы. Привет!
Ленин, Маркс и Энгельс
хлопнут по плечу:
«Не играй на деньги
в ножички и в чу!»
С урожаем битва.
Мутная вода.
Мастер с Маргаритой,
типа, навсегда.
Мы взахлеб читали -
все не перечесть.
Спинками минтая
на дела врачей
отвечали гордо:
«Я всегда готов!»
Пополнялись орды
спинками ментов.
Помнишь, в стенгазете
рисовали нас?
Мол, за все в ответе
каждый день и час.
Комкай галстук красный
нервно на груди.
Далеко по трассе
этой не ходи.
Диар миста Рейган,
ты там не шали!
Ах, какие феньки
девочки плели...
Помнишь, Эбби Роуд
вслух переходя,
мы узнали слово
теплого дождя?
Босиком по лужам -
хиппи, все дела.
Микрофон недужный,
в косяке шала...
Дальше было больше -
хрен ли вспоминать.
Детки рок-н-ролльи,
кто же ваша мать?
Возле глаз морщинки.
Комплекс седины.
Стали беззащитны.
Стали все равны.
Семьдесят затертый
не зовет домой.
Запотели стекла.
Возраст, мальчик мой.
***
Вот интерьер, а вот портрет,
но выпадает он из стиля.
Мы можем сдать его в утиль и
на год забыть о январе.
Хотя… ну да, опять «хотя»!
Интеллигенты без сомнений –
без Бэника убогий Эник,
без пальцев страшная культя.
Пусть остается, бог-то с ним.
Закроет дырку на обоях.
Грешно сдающимся без боя
рассчитывать на яркий нимб.
Луне, сорвавшейся с гвоздя,
поможет разве что нарколог.
Ты заводи-ка радиолу -
красиво в танце уходя,
еще успеешь до черты
чего-нибудь сломать-построить,
стать суперменом и героем.
И гений чистой красоты
к тебе слетит с небес покатых –
ну, дескать, ты готов, чувак?
А после твой архипелаг
почти совсем сотрется с карты.
Насвистывая «Йестердей»,
Единственный и Креативный
перебирает негативы…
Да, мы ходили по воде.
P.S.
Ты говоришь: «Дом?».
Я отвечаю: «Дым».
Рыбе плыть подо льдом
вплоть до большой звезды.
Ты говоришь: «Полынь?»
Я отвечаю: «Нет».
Рыбе все плыть и плыть -
где-то в тебе, во мне.
Ты говоришь: «Край».
Я отвечаю: «Стой!»
Рыба еще вчера
помнила, где покой.
Ты говоришь: «Свет».
Я отвечаю: «Да».
И, всех живых живей,
рыба плывет всегда.
Рыба пургу несет,
тихо хвостом плеща.
Ты говоришь: «Всё?»
Я отвечаю: «Ща!»
14.04-4.05.06 г.