Жизнь полна инсинуаций, акций, граций, папарацци

Римма Кирпикова
 * * *

 
Сгущалось время: сумерки и годы,
И каждый день тянул почти на три.
Я не тянула на венец природы:
Оборванные нервы-электроды
Торчали и снаружи и внутри.


Наверно, я совсем не той породы,
Не собиратель и не пофигист,
Всегда в прогаре и всегда вне моды,
Мой папа был не Шмидт и не Мавроди,
И бывший муж – обычный журналист.


Но что с того, что не куплю завода,
Я вплетена в узор: два, ноль, ноль, три
Пронзительным и красным эпизодом,
Не выжжет время, и не смоют годы
Земную нежность русской Бовари.
 2оо3г.
 
 * * *
А надо только научиться, когда замрёт входная дверь,
Не подходить к окну, забиться под плинтусом в тугую щель,
И повторять, забыв о смысле: «Господь терпел и нам велел…»
И белым пальцем быстро-быстро соскрёбывать со стенки мел.

А надо только вспомнить мелочь какую-то, простой пустяк,
Из детства лёгкую тропинку к реке, песок, сырой ивняк,
И терпеливо день за годом переплавлять высокий жар
В авоськи, банки…не жалея, не говоря, не дорожа.

А надо только научиться не торопиться открывать
Ту предпоследнюю страницу, которая не станет врать.
Ведь всё сотрётся, всё сомкнётся, и без того яснее дня:
Он шёл по этим половицам и…вовсе не любил меня.
 2004г.


 * * *

Я никуда не денусь, буду всегда вдали,
Разденусь, снова оденусь – звёзды не так легли.
Выпадет злая доля, выпадет кошелёк,
Ах, воля моя – неволя, всё бы мне поперёк.

Вылетит та же птица, ну, улыбнись навек!
Что-то слиплись ресницы, жжёт тополиный снег.
Я, уходя, останусь, я ничего не жду,
Боже, какая жалость - не разглядеть беду.

Просто идти обрывом и улыбаться снам,
Будет улыбка стылой и ледяной – весна.
Ты угадал в железном взмахе бессильных рук
Дно затвердевшей бездны, мой декабристский дух.
 2004г.

 * * *

Он ревновал меня к писателю,
А я писателя – к жене законной.
Валокордин вчера истратила,
Сегодня – пиво, огурец солёный.

А вечером все окна накрепко,
Ведь именно в такие стылые
Просачивается сквозь штапики
Всё нежное и легкокрылое.

…И мается халат без пояса,
Где обронила, не могу припомнить,
А я пою, пою без голоса,
Черкая словом «ревность» подоконник.
 
 * * *

Всё не кончается этот давнишний дождь,
Липкий, тяжёлый, лишний,
Как мандариновый запах в душном вагоне.
Вымокли ноги, съехала набок брошь,
Вспомнила, как в прошедшем веке ещё
Меня целовали в просверках длинных молний,
Шуршали плащи из болонии…

Всё не кончается завтрак, почти обед,
Переходящий в ужин, потом - обратно,
Как иллюстрация к старой какой-то пьесе…
Ты уверял меня между двух котлет,
Что ничего нельзя объяснять до точки
И облекать в слова…Я почти согласна,
Только вчерашний чай почему-то бесит.

Что ж не кончается этот бардак никак,
Жизнь, как набор банальностей или штампов,
Старых, затёртых, скучных.
Я перепутала, кто мне друг, а кто – враг,
Время идёт не прямо, а угловато.
Ты, мне уже солгавший в глаза два раза,
Пообещал, что будешь при мне неотлучно…
 


 * * *


Своих волкодавов спущу в непролазную ночь,
И грохнут затворы, и бросятся страшные прочь,
Зубами крошить эту темень, и грызть, и толочь,
Умчатся, неся ураган в золотых завитках.

И вздрогнет незримое время в бессонной крови,
И чуткие когти почти не коснутся ползучей травы,
И, лезвием страсти чугунную ночь раскроив,
По тёмным лесам распластают лиловую боль.

…Каштановый локон вплетя в сигаретный дымок,
Откинувшись резко, как будто срывая замок
С глухого подвала, который сто лет одинок,
Скажу и небрежно и так напряжённо скажу:

Нет, буду молчать и вымучивать ночь до утра,
Ведь это моя, а не ваша судьба и игра,
Тяжёлая дверь отворится, когда обозначу: «Пора…»
…И кротки, и тихи вернутся под утро овечки мои.
 2004г.

 

 * * *

Ничего и похуже бывало,
Наметали такие снега,
Провода на ветру обрывало,
Колотило, знобило, кидало
То в слога, то в бега.

Уносило и вёсла и крыши,
Лет по десять зима да зима,
Я была и забытой и бывшей,
Двадцать пар башмаков износившей,
Но ничьей никогда не была.

Наступили иные расклады:
Ни морозов, ни долгой пурги,
Но боюсь этой новой шарады,
Вдруг игра эта раньше, чем надо,
Мне понравится больше других.
 Май, 2004г.



 * * *

Любовь не проходит, она переходит во что-то другое,
В ночные прогулки, цветок на окошке с названьем «алоэ»,
И будит, и бредит, и блудит по крови бессонной луною,
И всё зеленее, и всё зеленее колючий алоэ.

Залезу с ногами на свой подоконник, а шторы – закрою,
Обнявши колени, я буду шептаться с самою собою.
А дождь опрокинется и онемеет бессонной стеною.
…И хочется швырнуть под ноги прохожим коварный алоэ.
 
 Сент.2004г.





 * * *

Отпавшую плитку в ванной – заклею скотчем.
Третья осень подряд – не много ль? А, впрочем,
Я ни о чём не жалею, плитку – заклею,
Осень. Усталый парк. Я – на аллее.

Думаю: для чего скотчем - по плитке?
Может, найти кого, чтобы дарил маргаритки,
нанял бы мастеров, ванную в чёрно-белом
выстроил…Ничего, синюю плитку – заклею. 2004г.
 
 

 * * *
 Я – Гойя…
 ( 60-ые, Вознесенский)

Я – Париж, я – озон, я – прививка свободы на теле земли многоликой,
Я – струящийся шарфик на шее француженки с русским акцентом
 и русским же бзиком,
Я, так просто и пошло кладущая рядом морозы и грозы,
То в распутство стиха ударяюсь, то грежу агонией прозы.



Я – свой уикенд, что бессмысленный чисто по-русски и чисто пивной
 по-немецки.
Я – сколок планеты, забавной, забытой, разбитой, той самой, советской.
Лечу по проулку космической трассы, минуя слои атмосферы,
На улицы третьей столицы, которой давно и ни капли не верю.



По лживым и гулким дорогам бреду, запинаясь, туда, в никуда и обратно.
Я – белая ведьма, я – вечная глупость, я – полуживая
 и верная совесть Пилата.
И сколько б ни выпало мне прохлаждаться в потоке Вселенной,
Я – вечное то, что почти что не нужно,
 и так непременно и так вдохновенно.


 2005г.

 
 

 * * *


 Времени больше нет. Поезд отходит в девять.
 Музыка за стеной тонкая, как стена.
 Так и запомню всё: до тишины пробела,
 До золотой пыльцы в створке того окна.


 Осень вошла в подъезд желтой большой собакой,
 Жаль, не столкнёмся с ней в лестничном вираже.
 Жаль – никогда нигде не о чем будет плакать
 После, потом, потом…да и сейчас - уже…


Сверху возможно всё, сверху легко и просто:
Поезд, осень, вокзал, круглые облака,
Музыка за стеной, скомканные вопросы,
И отлетевшее к лифту эхо «Пока…»


Времени больше нет. Поезд отходит в девять.
Музыка за стеной тонкая, как стена.
Так и запомню всё, до тишины пробела,
 До золотой пыльцы в створке того окна.


Времени больше нет. Поезд отходит…





 * * *
 Квадрат ковра и кавардак
 Углов и линий.
 На краешке дивана – мрак
 И Старший Плиний,


 Полузабыт, полураскрыт,
 Давно уволен.
 И контур вечера парит,
 И суп – без соли.

 Кругом края, одни края
 Или квадраты.
 И только трели соловья
 Продолговаты.
 

 
 * * *

Я остригала коротко волосы,
Красила их то в красный цвет, то в лиловый,
Юбки носила чёрные и до полу,
Их обрезала тоже чуть ли не полностью.

Переходила улицу наискосок
И, не дойдя до края, стремглав – обратно,
Зрением боковым отмечала осень,
К истине не приблизившись ни на йоту.

Вот и осталось то, что совсем не то,
Где мой мятежный дух? Не вулкан – сигара,
Гладких желаний неостроумная кара.
Всё. Ухожу. И подайте моё пальто.

Нету закономерностей в музыке на углу,
Перетекает время через гортань в пространство.
Мне не остаться – ложь заметает след.
По бездорожью снова, по бездорожью.


 НОВОГОДНЕЕ

Чудес не бывает. По всем лотереям платить
Приходится больше и дольше и непоправимей,
И Деда Мороза увидев однажды без грима,
Почти отшатнёшься: и лыс, и пузат, и небрит.

Стеклянных шаров бестолковый назойливый блеск,
И хуже попсы может быть только пьяный любовник,
Такое безумье: все счастливы! Все поголовно
Едят оливье: и с шампанским, и с водкой и без.

Дешёвая скука, рекламный искусственный рай.
Мне страшно. Мне душно. Я чёрной оливкой в салате
Дрожу, улыбаюсь, то бусы поправлю, то - платье,
И знаю, что мною закусят ещё до утра.

Чудес не бывает, чудес не бывает, чудес…
Вся жизнь – оливье да попса, да Морозы без грима.
И чёрные тощие неистребимые зимы
И елок на каждой помойке – сиреневый лес.

 
 ПОУТРУ
…И спохватиться, вспомнить снова,
Что Новый год, конечно, новый,
Какой по счёту? Всё равно.
По телевизору кино:
 
Там деньги страсти, перестрелки,
А у меня скользит тарелка,
И на ковёр летит паштет.
Мой кот садится на обед.

А жизнь профукана и смята,
Как горсть вчерашнего салата.
Кому-то просто повезёт,
И пусть за мой лохматый счёт.

И так легко и так воздушно,
И ничего уже не нужно.
Как хорошо: из года в год
Всё у меня наоборот.

 * * *
Жизнь полна инсинуаций,
Акций, граций, папарацци,
Сумасшедших вариаций,
Анимаций.

Вот он – срок импровизаций!
Оторваться! Подорваться!
Состояться, сдаться, сбацать,
Обломаться.

Сладко – горький дух акаций.
Только б, только б не сорваться!
Посиди, мой друг, Гораций,
Без нотаций.
 2006