1.
Судьба меня занесла в Монако,
а, может, сам я занес судьбу.
Не вижу в том ни перста, ни знака,
ни повода раскатать губу.
Пишу тебе из японского сада...
Какая мука корпеть в саду,
где солнце медленное, как сага,
не побуждает мозги к труду!
Но две-три мысли, которых ради
эпистолярный оседлан жанр,
почти созрели в моей тетради,
и потерять их мне было б жаль.
Ты скажешь: «Невелика потеря!..»
Авось мыслишки стоят того,
чтоб я в саду японском, потея,
пренебрегал красотой его.
Быт самурайский повсюду в моде.
Как чуден сад! И с чего бы вдруг
поговорить с тобой о свободе
меня здесь тянет…
2.
Мой славный друг!
Свободу нельзя получить извне,
она в груди и нигде кроме.
Один свободен в тюремном говне
и узник другой в благородном доме.
Не верь, что свободу можно убить,
хотя этот промысел всюду развит.
Не верь, что свободу можно купить –
чужую голову купишь разве?
Тиран может вырвать твой карандаш,
лишить тебя книг, вина, ребенка,
но как свободу ему отдашь –
свободу думать точно и тонко?
Какой бы черный ни выпал год,
пока из книги судеб не выбыл,
свободен выбор твоих свобод
и рабств твоих доброволен выбор.
3.
…Среди деревьев, воды и трав
легко болтать мне, а будь я связан?
Одно я знаю: не область прав –
свобода. Каждый из нас обязан
быть птицей, чьи небеса чисты
до дней прощальных, до эпилога;
отважным, вольным, как я и ты.
Нам эти крылья даны от Бога.
Хотя мне скажут: «А как же раб,
рабом зачатый, рабыней вскормлен,
он разве будет свободе рад?
Он весь в холопстве – не вырвешь с корнем!»
Пусть за неволю держась, как Фирс,
целуя путы, оковы, цепи,
однажды выйдет и он на пирс –
без побужденья, без всякой цели.
И даже если свинец и шторм,
но рваный парус смягчит потемки –
раб помнить будет об этом, чтоб
любили ветер его потомки!..
Основа жизни – к чему тут спор –
свобода! И – прекращаю речи...
Твой доморощенный Кьеркегор.
Открыл объятья.
Пиши.
До встречи!
2005-2011