Я как-то пил с художником… Дела!
Он портретист. Иконописец даже.
Тут выставка работ его была,
Что, вроде бы, зовётся вернисажем.
Ни разу не встречались? Ну и пусть!
(С ним на короткой с той поры ноге мы)
Ну, что ж… прекрасно! Вот и окунусь
Я в общество служителей богемы.
Мы друг напротив друга… Тишина…
(А ведь в буфете – просто тьма народу)
– Ты знаешь… от меня ушла жена…
Четвёртый раз… в последние полгода…
Да пёс мой (Пёс побрал бы этих псов!)
Куснул… И вправду – на руке повязка…
Как будто продолжение усов
Чернеет на щеке полоска краски…
Над нею фиолетовым пятном
Темнеет тусклый след аквамарина…
И воротник… белее снега… но
Со слабым ароматом керосина…
– Ты знаешь… – повторил – …устал писать
Святые эти лики и иконы…
Уйти хотел… Но там, на небесах
Не отпустили… Каждой ночью стоны
Я слышу и мольбы… и зов в тиши…
И чей-то плач… навзрыд… протяжный… звонкий…
И чей-то голос шепчет мне: «Пиши!»
До боли в барабанных перепонках.
Осточертели просто образа!
Хочу живой и чувственной натуры,
Хочу… Святое с падшим увязать…
А ты видал… мои карикатуры?
Ведь у меня их около двух тыщ…
Но разве знает кто-нибудь об этом?..
Поверь, что я не тот холёный хлыщ,
Что мудрым старцем зрит с автопортрета…
Я, кстати, сам порой за карандаш
Охотно брался. И считал, что гений.
Эскиз там набросать, чертёж, коллаж…
Да мало ли каких произведений!..
Судьба рисунков на любой формат
Моих была известна наперёд вся.
Так заштрихую я любой квадрат!..
Малевич чёрной завистью зайдётся…
…Звон хрусталя раздумья оборвал.
Бокал – на счастье! Добрая примета…
Вокруг – пустой и полутёмный зал…
И я… перед Художника портретом.
* * *
C тех пор холсты и кисти под запретом,
А я у бога, не боясь греха,
Одно прошу: Не дай мне пить с поэтом…
Не дай поставить крест и на стихах.