Штучные вещи аристократии: вещь, и застенчивый метр недели
клонит усталую шею в призраки трав, высоких,
стоящих за краем переднего ветра. Большая Голландия
входит в разрез твоих глаз;
много гвоздей и осколочных яблок. Перо,
прорезая трусливого зайца бумаги, ложится среди
деревянных стволов, и лес отдыхает
в хромой позолоте. Означенный час;
человек поднимается робко из пропасти
между страницами, как на плотине,
глазами бессмысленно глядя в открытую реку,
и воздух тяжелым металлом вжимает винты тополей в паркет.
Или в нем, как в бумажном пространстве,
плывет пенопластовый зверь, как маленькая деревянная смерть
в бронзовом западе кожи, на севере желтой земли.
Вот так понедельник: как крик рассылаемых почтой
почти поездов, забытых однажды
в прихожей в числе постоянных ключей,
тяжелых оберток и зимних веселых раскрасок.