Владивосток
Небо было синим-синим. На редкость. Это было особенно заметно тому, кто долго в него всматривался. Так долго, как Ревский, застывший в позе горниста с бутылкой пива в руке. Наконец, бутылка опустела, Дима с сожалением посмотрел на неё, и аккуратно поставил.
- Ну что, поправил голову? – Ланге и трезвый-то был невыносим, а с похмелья и вовсе был ужасен. Он сидел, ухмыляясь, с трёхдневной щетиной и пятнами грязи на джинсах, прямо на тротуаре, и ехидно разглядывал своего спутника.
- Пошёл ты, - ещё слабым голосом ответил Ревский.
- Ага, сейчас, только понять бы куда.
- Тебе объяснить?
- А ты что, главный объяснитель?
- Пошёл ты ещё раз.
- Сам пойди. За той, шоколадного цвета, пахнущей духами.
- А ты бы не пошёл?! – встрепенулся Дима.
- Я-то не пошёл, пошёл ты, и теперь мы оба практически без бабла.
- Жлоб!
- А не пошёл бы ты сам?!
Увлекательную беседу прервал корабельный гудок.
- Что за посудина понтовая? - задумчиво сказал Ланге, вглядываясь в панораму Амурского залива…
Во владивостокский порт медленно входила океанская яхта. Огромная и прекрасная. Вдумчивому наблюдателю, заранее запасшемуся биноклем, открылось бы то, что на верхней палубе, в шезлонгах, расслабленно пребывали Гена, Слава, Никола, Франк и Одиссей. Также на палубе присутствовали девицы разной степени раздетости, вившиеся почему-то только вокруг Гены, с видимым удовольствием подставлявшего солнцу жилистое тело. Света В и Северинка, прогуливавшиеся по той же палубе, демонстративно не обращали на девиц никакого внимания, громко обсуждая преимущества срывания лифчика перед сбрасыванием одеяла.
Но ни у Димы, ни у Ланге бинокля не было, поэтому они просто тупо разглядывали невиданное чудо.
- Ну, наконец, - раздался сзади ехидный голос Фридмана, - мы, блин, три дня по Владику вас ищем.
- Здравствуй, Саша, - уже более крепким, чем час назад, голосом, отозвался Ревский, - и где ты пропадал?
- Нормальный вопрос, - флегматично прокомментировал Ган, - «Здравствуй» сказать не хочешь?
- Здравствуй, - вместо Ревского отозвался Ланге, - вы откуда?
- Из Ванкувера на какой-то калоше приползли. Фридман обещал каюты люкс, а, в результате, полпути провели в трюме, а остальное время блевали за борт.
- Накладка вышла, - отмахнулся Фридман, - хорошо, что вообще уехали.
- Мы-то уехали, - подал голос до сей поры молчавший Хан, - а Семен так и завис в Штатах.
- Его проблемы, - так же флегматично ответил Ган, - нефиг было колыбельные девочкам петь, пригласив их «на чашку чая».
- А что такое? – заинтересовался Ревский.
- Что-что, известно, что… Попал Сеня, по-полной попал… Девица крик подняла, примчались полицаи, и нашли у Сени зелёный порошок под языком. Он им доказывал, что порошок из куриного говна сделан, но они не поверили, свинтили Сеню сразу. Теперь парится на киче в ожидании результатов экспертизы, а девица ещё и харассмент ему обещает припаять, если отступного не выплатит.
- Какой харассмент?
- Это у них так называют то, что мужик женщину по заднице погладил. Юбку ещё не помял, а уже харассмент. Подсудное дело по их кретинским законам.
- Полные идиоты, - убеждённо закивал головой Фридман.
Яхта взревела гудком ещё раз.
- Швартуется, - задумчиво сказал Хан, - вроде наши на палубе.
- А ты откуда знаешь? – прищурился Фридман.
- А ты посмотри внимательно…
Вся компания застыла, вглядываясь вдаль