На рассвете приятно стреляться,
Провоцируя день на кончину.
После полночи будет тринадцать,
После выстрела будет причина
Возвратиться в исходное лето –
Пережить, перешить, переплавить.
До любви, до щелчка арбалета,
Научиться смеяться и плакать.
Тройку пик на часах отметелить,
Чтобы сдохла в две тысячи пятом,
Поваляться немного в постели
Непременно с каким-нибудь гадом.
И лицом – в бархатистость сирени,
Прикоснуться губами, напиться –
Нарколепсия стихотворений
Наступает обычно «за тридцать».
На заваленных тьмой антресолях
Отыскать опалённые крылья,
И сорваться с добычей на волю –
Надышаться Московскою пылью.
Сделать девять звонков мимоходом,
А потом ещё сорок – на счастье.
Насладиться июньским восходом,
Зализать глубину на запястье.
Транки лучше оставить на сдачу:
Срок не вышел – до мая «седьмого»
(Интересно, кем он будет начат?
Январём? Или матерным словом?).
Возвращаюсь. С долгами – краями.
Это лето похоже на бойню.
Мне купили отличную яму,
Ту, которой я слишком достойна.
Там берёзы и юные клёны,
А ещё – тишина гробовая.
Лето прошлое было солёным,
Но я помню подсказку: «Живая!»
А «суфлёра» изгнали из класса.
Он в театре теперь. Дирижёром.
И главрежем до дрожи заласкан,
И слюняво облизан стажёром.
…До рассвета… А, может – закатом?
Это слабость – цепляться занозой.
Обещаю, «седьмой» встречу матом!
Если выживу «до», а не «после».