Цикл Городу и снегу

 

 ГОРОДУ И СНЕГУ
Я – снег от снега твоего, лежу на жёстком.
Мне – кресла узкого расклад, ему – гранит
Невы, незыблемость мостов, соль перекрёстков
И поцелуи на плечах кариатид.

Балкон очерчен вдоль стены холодным мелом,
Предельно глух для серенад и болтовни.
Ты – чёткой тенью на стекле оледенелом,
И мне легко, как никогда, в такой тени.
Ты учишь олово тоски словами плакать,
И, сколько раз я от бессилия солгу,
Пока пойму – насколько ты неодинаков:
Когда – во мне, когда – в себе, когда – в снегу…

И, всей погрешностью зеркал междуресничных
На преломленье наковаленкой внутри,
Я не могу огоревать твоё величье,
Как может он, летящий вкось на фонари.

* * *
Оснежен, осаждён, осажен, -
Ты жил несбыточной порой,
Когда мостов косая сажень
Упрётся в небо над тобой.
Когда литая тяжесть льдины
Освободит гортань Невы,
И белой ночи взмах совиный
Касаньем ляжет огневым,

Ты, знающий, что я уеду, -
Бежавший вспять покуда мог
По остывающему следу, -
Тоскою выстрелил в висок.
Не упрекал меня в измене,
Но солью вымыло глаза.
… А на шоссе ложились тени,
Перекрывая путь назад.

 
 БЕЛАЯ НОЧЬ
Этот город на запястье мне надет
Моховым агатом ночи, как браслет,
Из каких ларцов судьбы в отраду дан –
Украшение, верига, талисман …

Грани выгнут очертания оград.
Весь в крапиве по колено Летний Сад,
А у Невской, рябью тронутой, межи
Не Твоё ли отражение дрожит?

Сетью трещин крапит глянец тишины
Телефонный, пулемётный диск Луны,
И, как мыльные кружатся пузыри,
Сны и данность. Я – снаружи, Ты – внутри.

 
 ЭТА ОСЕНЬ
Ребро монетки. Надпись: «Всё пройдёт».
Но выпадает то орёл, то решка …
Порывом ветра взятый в оборот,
Мой зонт, как пожилая сыроежка.
Везде – вода. И, катера авто,
За берег принимая тротуары,
Причаливают к ним. Поток. Потоп.
Пора - в ковчег. Поделимся на пары?

... Мир - Боливар, ты выдержишь двоих?

 
 И.М.
Город стиснул мосты. Словно зубы.
Не плачет - он гордый.
Лишь потом, как истерика, ночью в подушку, - гроза.
Этот Город он - Твой. Только... бывший.
И поступью твёрдой
Ты, как Каменный Гость,
Отмеряешь шаги. На вокзал...

Но, Беда, Ты - не гость!
Тяжела на прощанье десница.
Перемелется? Разве он жернов - гранитовый круг!
Вот сейчас я проснусь...
Ты... Не сможешь... Мне всё это - снится!..

... - «Провожающих просят...»
Шипенье. Колёс перестук...

       
 * * *
 
 ПИТЕРСКИМ КОТИКАМ
 (Кошачья магия)

Так больно, когда в вертикальных зрачках
Стигматы любви расцветают. Довольно!
Хребет распрямляется. В адских толчках
Из кокона кожи – наружу
Так больно!..
Причастие к тайнам скрипящих дверей,
Ведущих в померкшую роскошь парадных,
Где бог-радиатор, свободных зверей
Хранит от ночей нескончаемо-хладных.

Так странно к зиме изменилась земля,
И снегом не вылечить ржавые раны.
А чёрное дуло, провалом нуля,
Двоится в глазах у прохожих.
Так странно…
Стынь. Ветер угрюмо впивается в плащ,
Бросает внезапную соль под ресницы.
Мы – новые звери, средь каменных чащ
Скреплённой мостами опальной столицы.
Мы – выжили здесь, и … мы выросли здесь.
Упорством найдя себе ниши и сферы.
Мы стали людьми, но двуногая спесь –
Предательство нас сберегающей веры.

 
* * *
Иная версия отлива –
Наполненности перегиб.
Что мне ковчегова олива?!
Я – тварь без пары.
Я – погиб.


* * *
От тайны пороха – к индейским черепкам
Уводит, болью зыблемая, нить.
Рассеянного по черновикам,
Мне не собрать Вас, не восстановить.

Как ни крутитесь в заводи зеркал, -
Передо мной лишь отражённый свет.
И, кто бы Вас на жизнь ни обрекал, -
Вас прошлого, Вас снящегося – нет.


 ГОРОДСКОЙ ГРЭЙ
Сонм бархатцев, узор сплетая,
Топорщит в утро рыжий мех.
Издалека звонят трамваи
Сквозь шелест уличных помех.
В элитной таксе лимузина –
Изыск бензиновых кровей…
И подворотня, рот разинув
Считает сонных голубей.
Взгляд шало мечется вдоль окон
И попадает в переплёт.
Ну! Ну, же! Одеяла кокон
Раскрыт. И – бабочки полёт,
Толкнувшейся легко и резко
В не перелистанный июль.
Отдёрнутая занавеска,
Раздавшийся с шуршаньем тюль…
Я здесь. Я – вызов этой яви,
Мечтою в бытность привнесён.
…И, робко волосы поправив,
Ассоль воскликнет: «Ты – не сон?!»


* * *
Сергею...

… Вот – заповедный стол, в котором
Под тяжкой связкою ключей –
Конверт с потрёпанным набором
Гадальных карт.
До мелочей
Не опускаются причины,
Но тот, кто разум бередит,
Достоин звания Мужчины,
Рожденьем данного в кредит.

Иным искать сердечной сводки,
На карты руку положив.
Я – задаю вопрос короткий,
Всегда один и тот же:
«Жив?»


 СТУДИЯ
после "Войти в образ" Г.Л.Олди

Врать по-актёрски – честно до озноба
И чувствовать, как роль трещит по швам.
Провал в себя. Зал тёмен, как утроба.
В искусстве приближаться к зеркалам
На расстояние проникновенья
Он ценит только видимость – игру.
Как ваши с ним не схожи представленья!

Но смерть красна сегодня на миру!
Пав на подмостки ты собой доволен,
Хмельного пойла славы пригубя.
… А завтра – трепет посторонней боли, -
Иной герой вживается в тебя.


 ДВЕ ГРАНИ
Мой тоскующий город
Погряз в непогоде.
Покатые крыши
По бурлацки взвалили на плечи себе облака.
Воздух выткан туманом
И мелкою моросью вышит.
И под Ваши глаза
Поменяла оттенок река.

А за старым мостом
Так по-прежнему шепчется лето
С той скрипящей калиткой,
Взволнованно и горячо.
И счастливая мама
В колясочке возит поэта,
Музыканта, артиста… –
А кем же он станет ещё?!


* * *
Осыпается дождь –
это году исполнилась осень.
Сад лишился теней –
слишком много листвы утекло
В обагрённое лето.
и изморозь грянулась оземь,
Усыпая её
своим брызнувшим мелко стеклом.

Белогубый амур
призывает молчанье к присяге.
(Я устала, малыш,
пусть стрела упадёт в «молоко»!)
Ручка треплет строку
На нарядной почтовой бумаге:
«Осыпается дождь –
это году исполнилась о…»


* * *
Две колонки вздохнули. Ну вот…
И пурга и морозы – всё мимо.
Этот голос так больно зовёт
На зелёные камушки Крыма.

Шелест плёнки, что отзвук волны,
И гитара слышна еле-еле.
Чуть припухшие веки полны
Тёплой памятью о Коктебеле…


* * *
Иглой внутри себя скитаться
У притяженья в кабале.
Но – поздно. Спущен в феврале
Курок на цифре 18.

Плевок осечки – дар судьбы.
О, как отныне станет течь в нас
За единицей – бесконечность,
Поставленная на дыбы!

Какие зоркие слова
Под корешками пустят корни!
И… срикошетят в сорок два
Петлёй, напрягшейся на горле.

Днём раньше – кончится мятеж
Строки, оставленной для писем.
Легко ль – в подставленную брешь
Ладоней, сыпать этот бисер?!

Что унесу в своей горсти?
Чьим откровеньем обмираю?
Прости. За всё меня прости.
Кто мне тебя простит –
не знаю…