Жизнь ромашки

Голиков Александр
Однажды вечером, придя домой,
окна закрыв, дабы быть самой,

странное чувство, наверное ностальгия,
заныло внутри, и сама стихия

стала печальна свече в унисон,
не разрушая ни мглу, ни сон

шкафа, этой кровати, книг.
Образ былого вверху возник.

Внутри все горело: «Постой, прошу!..»,
вновь секунда подобна ножу,

но если б не пламя той свечи,
что каждой каплей пространство горчит,

скорей секунда тогда б была
вподобье кола...

…Аморфными мыслями ни о чём,
она укрывалась, как в дождь плащом.

Так проводя старый день во сне,
новый шёл на могилу весне,

чтоб свечу зажечь, принести цветов,
и упасть туда, сказав: «Готов».

Потом спокойно алел рассвет,
грядущим смертям давал завет,

и однажды, сочтя число прошлых лет,
сдал на храненье в музей скелет…

…В комнату дверь отворилась скрепя,
ветер так огласил себя.

Как разведчик тихо, идя сквозняк,
навевал, что где-то была возня,

а именно там, у дальней стены.
На постели цветы – апофеоз войны…

…На старый торшер, стоящий в углу,
как на дыбу, насадивши мглу,

маленький лучник, тетиву натянув,
выстрелил «в яблочко», не взглянув…

…Песня пространства – свет фонаря,
город – в манер звонаря.

Квартиру давно не омывали моря,
и она смотрела в небо, моля

чтоб в конце остались ей
шкаф, кровать, желание быть сильней.