Александр СЕДОВ
(Александр Евгеньевич Седов-Травник)
ТРИ С ПОЛОВИНОЙ
(СТИХОТВОРЕНИЯ 2000-2003 гг.).
Москва
2006 г.
Предыдущие издания книг стихотворений А.Е.Седова (д.б.н. с 1995 г., проф.):
(Большая часть отдельных стихотворений 1972-1995 гг. не издана.
На 10.07.06 она есть лишь в виде коллекции аудиозаписей в депозитарии автора.
«Слово» (Стихотворения, переводы в стихах с испанского и английского яз.)
Москва, «Самиздат», 1977. Машинопись или фотопечать. 132 с. Без илл.,
Формат А5, жёсткая пурпурная обложка с золотым тиснением букв.
«Второе Слово» (Поэмы, циклы и отдельные стихотворения 1972-1994 гг.)
Москва, Изд-во «ЛИБР», 1995. 9 авт.л., 142 с.. Формат А5, обложка «лён».
Графика: на обложке + 8 работ в тексте.
Художники: В.Емельянченко (Москва), Л.Ивашкович (Луцк), Ци Бай-ши (Китай).
«Ток» = «Talk»
(Москва, Изд-во «Nig Era,», 2000, 3 авт.л..
Формат А5, Обложка «лён» с портретами автора анфас и в профиль.
(Лицевая сторона обложки - в профиль в момент чтения стихов,
рисунок М.Афанасьевой, карандаш; задняя сторона обложки –
фотопортрет автора в ). Внутренние стороны обложки – рисунки птиц
работы Е.Чарушина и других художников из книги В.Бианки «Рассказы и сказки»
(М., Гос.изд.дет.лит., 1954) – по теме названий данной книги.
Кроме того, автор издавался во многих коллективных книжных и периодических изданиях - в России, США, Израиле, Великобритании. Все эти произведения есть в
книгах, названных выше.
Вебсайт с 1/4 поэтических произведений А.Е.Седова:
http://www.alesedov.narod.ru
Содержит
- ДраКоМедию в стихах и песнях «За Великой Стеной» (1982)
с 12 сценами (виртуальные клавиши внизу страниц) и многими цв. фотографиями
из журнала «Корея» времён правления Ким Ир Сена, подобранные к сюжетам
пьесы;
- циклы;
- поэмы.
Несколько стихотворений автора из книги «Ток» и его биография есть в данном вебсайте - ищите автора «Александр Седов».
Автор заранее признателен Вам за анализ, критику, споры – пусть даже лишь одного прочитанного Вами четверостишия. Любой текст – включая полное собрание сочинений в 100 томах – лишь поиск диалога и достойного(-ой) собеседника(-цы).
2000 г.
(Сгруппированы по жанрам).
1. Лирические
ЗИМНЯЯ НОЧНАЯ СЕРЕНАДА
Опять город бел.
Опять - мокрый снег.
Меж серых домов и укутанных тел
ты одинок вовек.
Во тьме - крик ворон.
Во мгле - блики фар.
Вот твой Парнас, и скамейка - трон,
и ветви вместо кифар.
Зато - зорче глаза.
Зато - чутче душа.
Ты многое сможешь ещё рассказать
тем, кто ждёт не дыша.
И ты, которая свет
радости принесёт, -
слушай: тебе в эту ночь поэт
где-то вдали поёт.
3 января 2000 г.
ЗИМНЕЕ ЗАКАТНОЕ
В буйно-пурпурных сумерках января,
молча пересекая город пешком, -
- душу по ветру! - И понесёт заря,
путь открывая последним лучом-клинком.
В лица гляди, себя узнавая в них.
В храме замри, да в небе раздуй пожар.
Зябко? - Тебя согреет бурлящий стих.
Грустно? - Но одиночество - светлый дар.
Небо и город распахнуты: всё - твоё.
Ты отдаёшься миру, а он - тебе.
Где же земная любовь? Подари её,
Боже великий, да сохрани от бед!
7 января 2000 г.
КРЫЛАТЫМ
Березняк, да бурелом, да полянки.
Встречи с вами - чутки, кратки и кротки,
притаившиеся робкие слётки
то дрозда, то соловья, то зарянки...
Как и в детстве, вы порхаете ныне,
причащаясь хоботками нектара
в разнотравьи, крошки Божьего дара -
голубянка, адмирал, глаз павлиний...
Тихим шагом, проникающим взглядом,
неприкаянной душою простою, -
я, конечно, ваших крыльев не стою.
Лишь позвольте побродить с вами рядом,
не спугнув...
27 июля 2000 г.
MEMENTO
В закате золотом
на этом берегу
ищу и берегу
слова - да не о том.
И в ельнике, где мрак
и не растёт трава,
понятные слова
не отыскать никак.
Знать, - время падать ниц,
сомкнув бубнящий рот,
в извечный хоровод
цветов, и рыб, и птиц.
Ни сокол в вышине,
ни крачка над водой,
ни мышь в траве густой
не вспомнят обо мне.
Ведь жизнь - пылинка, - лишь
одна из этих всех -
летучая как смех
и быстрая как стриж.
28 июля 2000 г.
ОРЛЯНКА
Свобода и одиночество. -
- Орёл и решка.
Кидать монетку не хочется.
А ты не мешкай -
и небо чёрно-свинцовое
над стольным градом
тебя пленит - не оковами,
а маскарадом,
где лица вьются-сменяются
как маски в пляске,
и взгляд на взгляд - не гоня лица,
без зла - без ласки.
Застыли лица в автобусе,
текут по скверу.
В них - ни надежды, ни робости,
ни даже веры.
Но вот погонят заботы их
по их квартирам -
- и станет всё так отчётливо,
светло и сиро.
И лица бывшие прежде, - тех,
кто спал с тобою,
вдруг вспоминаются, нежные,
перед грозою;
вновь губ как будто касаются
в восторге тихом...
Знать, - поминают, красавицы,
добром - не лихом!
А тучи, ветрами полные,
летят и дышат,
роняя громы и молнии
на наши крыши.
И ливни шепчутся с листьями
в излёте лета
про всё, что стоит немыслимой
шальной монеты.
7 августа 2000 г.
СМЕРКАЛОСЬ
Ты по-прежнему молчи,
не ответив ничего,
в омут уронив ключи
от молчанья моего.
Остаются на двоих
пламенеющий закат,
и деревья, и тростник,
что, подобно нам, молчат.
Ты сейчас поймёшь меня -
в этот час, когда смело
радужную лампу дня
ночи чёрное крыло.
Светится твоё лицо
отраженьем первых звёзд,
солнца гаснущим венцом. -
- И ответ на всё так прост!
Это нам с тобой дано,
чтобы всё постичь до дна.
Просто мы с тобой - одно,
как Вселенная - одна.
8 августа 2000 г.
ПРО ЭТО
Меж этих губ, и глаз, и рук,
и прочего, о чём - молчок, -
- горчит как старый мёд.
Любовь ли, сладостный досуг,
игра, причуда, похоть, рок -
сам чёрт не разберёт!
Да всё равно, как называть:
слова здесь - вовсе ни к чему,
а радости - сполна.
Скрипит уютная кровать
в тебя заждавшемся дому,
и не гнетёт вина.
Плоть входит в плоть, играет кровь,
переплетаемся с тобой -
- единые вдвоём
ночь напролёт. А завтра - вновь
лицо в лицо с лихой судьбой,
и - никого кругом.
Но - девочка, мой ангел, - здесь
есть только вечное "сейчас".
Друг в друга мы вросли.
Ты - вся моя, и я - твой весь.
И нежность затопила нас,
как буря - корабли.
25 июля-10 августа 2000.
ВДВОЁМ ОСЕНЬЮ
Золото вокруг заменяется на медь под ногами,
и над головами всё чащё - не лазурь, а свинец.
Нежному теплу неизбежно приходит конец.
Так рутинным бытом пригашается любовное пламя.
Но когда любовь - то и быт согревает её.
Но когда душа - то и в слякоть она светоносна.
Поблагодарим же этот год нулевой, високосный,
медленно и тихо бредя по аллеям вдвоём -
одухотворённо, как парус по безвестной лагуне;
трепетно-пронзительно-сладко, как смычок по струне.
Нежно наполняешься ты тем, что созрело во мне;
небу раскрываешься... А ветер - то затихнет, то дунет.
Дай-ка мне ладошки - вот я их согрею сейчас.
Вот ведь как вышло: это сердце - в твоей ладони!
Осень царит, золотом сорит на троне -
всё на медь разменивая, кроны осыпая на нас.
Смотри-ка: свинец и ртуть - в багровых пальцах заката.
Что ж, это - намёк: пора надолго забыть синеву...
Всем тем, что вокруг сейчас творится - творю, живу,
слагая к твоим ногам всё это... Как небу близка ты!
Как мне ты близка! Как я недалёк - во всём
холодном, пронзительном, ветреном и мятежном!
Но ты...
Но тебя...
Но мы...
Но это...
- И нежно
как две ладони сомкнёмся, будто свечу несём.
22 октября 2000 г.
2. Мягко-иронические.
ОБ ИСТИНАХ
Совсем ни к чему - изменять этот мир,
буквально по буквам его постигая...
Ты долго блуждал - и явился на пир,
где каждая истина бродит нагая
и жаждет немедля отдаться тебе.
Но ты-то горазд на высокие чувства,
настойчиво оберегая от бед
вершины науки, полёты искусства.
А истины в жар эротических поз
тебя завлекают, и - "ларчик-то просто...".
Ты с ними бы рад целоваться взасос,
но - не прекращая духовного роста! -
А эти стервозы хотят опустить
и сгладить твои небывалые выси!
Не выведет здесь ариаднина нить -
Curriculum Vitae. Уловок их лисьих,
коварных, тебе превозмочь не дано.
Конечно, нельзя - развиваться без истин!
Ну, что ж, - погружайся-ка в блуд и вино,
меж них, сумасбродок, рассудок очистив!
25 января 2000 г.
САМОБИЧЕВАНИЕ
Ты - совсем идиот
и во всём виноват:
в том, что влажен восход
и печален закат;
в том, что в этой стране -
непотребная власть,
что внутри и вовне
ей потребно украсть...
Ты в науке - дебил,
и в поэзии - слаб;
много жрал, много пил,
развращал многих баб...
Как похабен твой вид!
Ты б обрадовал всех,
совершив суицид, -
да, увы, это - грех!
11 августа 2000 г.
3. Гражданский пафос
О НОВОЙ ВОЙНЕ В ЧЕЧНЕ
Люблю, кляня. -
Прости меня,
моя родимая Москва!
На троне - тать.
Ты снова - мать
убийства, лжи и воровства!
Зачем всем тем,
кто глух и нем,
опять - безумная война:
предсмертный стон
детей и жён,
и беспощадная стена
огня, броня -
и трепотня,
что убивают там любя?
Чечня! Чечня!
Прости меня -
я не могу спасти тебя!
Конечно, здесь -
не перечесть
взаимных споров и обид. -
Но дьявол дал
Руси запал
на этот подлый геноцид!
Сиди - лови
в своём TV
поток нацистских новостей...
Но видит мир
садизма пир
да слышит плач сирот-детей.
Прессуют в прах
людей в домах
разрывы вакуумных бомб.
А здесь - позор,
на воре - вор,
шовинистический апломб...
Россия, - геть
опять под плеть:
собака палки хочет вновь!
Страна рабов,
воров, жлобов,
твой Путин - Гиммлер без очков!
Лихая прыть:
"мочить, мочить...".
Вот фюрер - ничего себе!
Взяла рейхстаг -
да в сердце враг:
НКВД да КГБ!
Россия, как
ты свой бардак
вновь возвела в кровавый пыл?
Никак не впрок
тебе урок,
что в Нюрнберге закончен был!
Всевышний! Ну, -
прерви войну
да совесть пробуди! Молю:
будь проклят тот,
кто смерть несёт,
взнуздавши родину мою!
Январь 2000.
4. Жёстко-иронические, т.е. несколько непристойные.
(Стыдливых натур стихотворения 2000 г. прошу дальше не читать - дабы и не повредить ваши чистые души, и не упасть в ваших глазах – а сразу переходить к сочинениям 2001-2003 гг.).
МЕЖДУ ПРОЧИМ
Жизнь - не такая уж, в общем-то, и дорогая -
самое лучшее даром даётся в миру:
грудки и бёдрышки курочек я покупаю,
грудки и бёдрышки девочек - просто беру.
Ну, а затем - ... Не могу описать: неприлично
то, что в восторге мы делаем с ними вдвоём.
Только скажу я вам лично: всё это - отлично,
но почему-то напрасно зовётся грехом.
9 августа 2000.
СЕРЕНАДА
(Для исполнения под окнами соответствующих адресаток
в состоянии озабоченной невменяемости.)
Я был в твоём роскошном теле
в постели. - Помни менестреля!
Да, - то была моя победа.
Что ж, привереда, - знай аэда!
И вновь влечёт к тебе природа.
Ну, шкода, - ублажи рапсода!
Хоть ты не стоишь и аккорда, -
не хочешь снова барда, морда!
Тебе поёт моя натура. -
Послушай трубадура, дура!
Пусть льётся песня в оба уха! -
Почувствуй силу духа, шлюха!
Волью в тебя - хоть лопни-тресни -
не сперму, так хотя бы песню!
Ты не поймёшь высоких слов - но
тебя затрахаю духовно!
Подобная альтернатива -
паллиатив презерватива:
я - дух объединённых наций,
и ни к чему предохраняться!
27 сентября 2000 г.
ОЧАРОВАТЕЛЬНЫМ ЭМИГРАНТКАМ.
Красотки, вас мы не забудем!
"Земля тряслась как ваши груди,"
когда вы плюнули на знамя
отчизны, двинувшись стадами
в края, где вас не ждут!
Здесь - воины-интернацисты,
затем - садисты-гуманисты
и педерасты-моралисты,
да президенты- экс-чекисты -
- "все промелькнули перед нами,
все побывали тут!".
Вы там рожаете детишек,
а здесь - и нас самих излишек.
От Кенигсберга до Тибета
"лежим дремать мы у лафета". -
Да уж какой тут сон! -
Ложь да оружье здесь - товары.
В Кремле - Лубянка, в Думе - свары.
Мечтают снова коммунары
загнать на лагерные нары
яйцеголовых - нас... Всё это
и вас погнало вон.
О, сколько же влагалищ нежных,
грудей упругих, губ прилежных,
ладошек жарких, глаз безбрежных,
умов лихих, сердец мятежных,
махнуло за бугры!
Теперь одну седьмую суши
не возвышают ваши души.
Да и тела - чужие туши
венчают!... Но в безмерной чуши,
да не "безмолвно, безнадежно" -
- безбрежно мы щедры,
здесь оставаясь - идиоты,
клинические патриоты.
Целуя нежно наши выи,
здесь услаждают нас другие
красавицы - не вы!
И - "сколько счастья, сколько муки"
таят любовные науки!
Мы каждый раз, как джеймсы куки,
вновь открываем эти штуки -
в "сороковые роковые",
как в двадцать лет, резвы!
"Вам не видать таких сношений!" -
пленительней и вдохновенней,
чем здесь, где крепнут наши чувства
в боях за разум и искусства!
Но вы вдали - не зря:
"Ведь были ж схватки родовые -
да, говорят, - ещё какие!"
Знать, размножается Россия
в диаспоре и ностальгии -
не здесь, где скоро станет пусто,
детей своих творя!
Не только "собственных платонов
и быстрых разумом невтонов",
но - афродит, елен прекрасных,
лаур и беатриче разных,
да и манон леско,
Россия-мать плодит по свету,
одаривая всю планету,
сама подобная клозету...
Но русский дух высок! И это
весь мир усваивает страстно -
и пользует легко!
Сентябрь-октябрь 2000 г.
ВЛАСЯНАЯ ОДА.
Пред ликом самой дивной из Мадин,
увы, я сам себе - не господин!
Живописать божественный тот лик
не в силах поэтический язык.
А нежные глаза, газелья стать...
Как много надо, чтоб такою стать!..
Её душе, высокой как Кавказ,
я адресую скорбный сей рассказ.
Прелестна осетинская княжна -
да жутко красит волосы она:
они красны. Почти надежды нет
познать её волос природный цвет.
Да и на ощупь - так они грубы,
что могут загубить кусок судьбы.
О, если б им природный цвет вернуть,
и, нежно их погладив, осязнуть, -
и заблудиться в этих волосах,
как рыцарь в зачарованных лесах!
Спала б со мной она, обнажена...
Я размечтался - и лишился сна;
как чокнутый, - не мог ни есть, ни пить,
ни дальше плесть моей науки нить,
боясь, что сей божественный цветок
от красок станет гладким как каток
и, обнажившись, грустный лысый плод
уже к плечу поэта не прильнёт.
А те, что нынче льстят, ища забав,
его отринут, слова не сказав!
И я, презренной дерзостью влеком,
ей позвонил - и намекнул о том,
и этим деву ранил аки тать:
я privacy посмел критиковать!
Я вторгся в то, что женщина сама
с собой творила, не сойдя с ума!
Но я - поэт - за дивную красу
огромную ответственность несу. -
Беречь годами, славя на века
тебя - о, как задача велика!
И ни при чём здесь, Мади, мавзолей
со всей сакральной падалью своей!
Мне - отроку - послал Джорджоне ту,
что сном дарила дивную мечту.
И в Цвингере мы встретились с ней вновь:
тот подлинник - как давняя любовь,
неповторимой нежности фиал... -
И вновь тебя я так же повстречал.
Я - не из тех, кто трёпом гадит пыл,
болтая, с кем он прежде близок был.
Прелестницы, любившие меня!
Всех славлю вас, себя не разменяв.
Как много их! - Но ни одной, с кем жил,
руки и сердца я не предложил!..
Перед тобой, красавица, - поэт,
с тобой знакомый аж двенадцать лет.
И как же грустно, что тобой они
не освещались! Голову склони -
и крась, что хочешь: ты во всём вольна.
Но знай, что эти чувства - не вина:
Я переполнен нежностью к тебе
и благодарен Богу и Судьбе.
Апрель 2001 г..
(Далее до конца сборника фривольных сочинений нет).
ФИНСКАЯ РАПСОДИЯ
Г.Ц..
Меж сосен и елей, во мхах среди валунов -
родное сердечко в далёком финском лесу.
Тебе – не забыть, и я всем сердцем несу
закат и нежное счастье у штабеля дров –
стремительно, слишком коротко, второпях,
но – сладко, но – необузданно, словно навек.
Да это – твой подвиг, солнышко, а не грех!
И я – Божьим скальпелем, вырезать боль и страх
из жизни волшебной отчаянной девочки, из
такой безрассудно-ломкой лихой судьбы –
всей силой биологической ворожбы,
всей мощью поэзии – страстью уняв каприз!
То звёздное озеро с парою лебедей,
которого мы на лодке не пересекли,
всё ждёт нас под Кармель-коти, в финской дали, –
намёком птиц, уроком для зрячих людей.
А добрые тихие финские города,
что нас привечали, распахивая алтари,
вручили сердцам нашим то, что будет всегда
святым, долгожданным и нежным, как свет зари.
Как будто орган да скрипка поют в синеве
о скальных тропинках, где мы бродили вдвоём.
И та земляника на язычке твоём
сладка как твой голос в трубке в ночной Москве.
Кармель-коти (Финляндия, на запад от Тампере) – Москва,
август-октябрь 2001.
РЕКВИЕМ.
На смерть поэтессы и переводчицы Лены Воиновой -
- светлейшего человека, сестры по вольным поэтическим стаям.
Один над городом луч. И больше не видно звёзд.
И серую склоку туч саблей рубит норд-ост,
и небо льётся потоками сквозь прорехи.
А мы вошли, не дыша, в овеянный духом куб,
где сверху смотрит душа на свой охладевший труп.
И нам – всемузному братству – не до потехи.
О, Воинова Элен!
Попал я в твой дивный плен
без тени эротики – клюнул на детские сказки.
Стрекозка-воин, душой
такой была ты большой,
что стала бессмертной, с нами оставшись в связке!
Всё мечешься по Москве, порою не пьёшь - не ешь.
Но – звон небес в голове, но – сказочник Огден Неш...
(“О, Боже, - скажи, как это звучит по-русски?”).
А дома – ещё дела: поднять и выкормить дочь
(“Как поздно она легла!”); приветить всех, кто охоч
до тёплого крова, выпивки и закуски…
Живые цветы вокруг
уходят из наших рук.
Зачем их срезать? – Пустое: их срежет время.
Мы камни разных земель
снесём в твою колыбель.
А ты – пелену отбрось, оставшись со всеми!
19 окт. 2001, в день похорон.
В СНЕЖНЫХ ПОЛЯХ
Как по мрамору гвоздём – по снегам за горизонт тропка одна.
А точнее, от колка – от меня да в небеса – Божья струна.
Заверни меня, Господь, потяни меня ещё через поля,
чтобы верной нотой стать, города отбросив прочь, там, где земля.
Подарил мне, Боже, Ты – я-то звуками не спор! – эту игру
белоснежной чистоты – в гриф лугов, в клавир озёр... Не разберу,
чем ты взял меня? - «За так?» Я иначе не могу! Ветер да синь.
В партитуре – не мастак. Просто – вешка на ветру: стань да застынь,
да звучи-звучи-звучи! В струнку линия следов – чистое «до»,
что вело тебя в ночи от людей и городов снегом да льдом.
А мохнатые леса, словно лоно, облекут тело в поток.
Вот мелодия и вся. Выйдет в мае нотный знак – в поле цветок…
Январь 2001.
СЛЯКОТНО-СКЛИЗСКОЕ
Как минимум в Москве и в Подмосковье
в 2002-м году зима
весьма похожа на кусок дерьма.
Но на природу мы глядим с любовью.
Туманы, грязь и мокрый снег с дождём
нам - нипочём: мы всё чего-то ждём.
А что нам ждать от матушки-России,
до нитки ободравшей всю себя?
Она, - воров, убийц и шлюх любя,
по миру расшвыряв мозги младые
учёные - с собою не в ладу,
бомжует в вышеназванном году.
С 17-го года всё бомжует.
Всех лучших убивая, в ус не дует.
Сменила флаги, лозунги... Но суть -
всё та же, шлюховато-воровская.
Россия-мать, за что ты нам такая?
Как повернуть тебя на здравый путь?..
Вновь за окном - туман. И небоскрёбы
как будто ампутированы, чтобы
здесь манию величия унять.
А знобкие сырые мостовые
грязны как бомж, как бытие России -
любимое, как любит тёщу зять.
Январь 2002 г..
ДИАЛОГ
ОНА:
- Этот сопливый январь
в этой бандитской стране –
словно плевок в календарь!
ОН:
- Что ты, любимая, - не
слушай фальшивую мглу,
не огорчайся! Ложись
рядом со мною в углу.
Наша волшебница-Жизнь
многое сможет ещё
радостей нам подарить!
ОНА:
Это – не банковский счёт,
не ариаднина нить…
Верю я в Бога – и ты…
Ты мне – опора в ночи.
Только - надолго ли? Стынь
воем метели звучит.
Хлюпает город во мгле
лужами, гриппом… Разбой
крепко гнездится в Кремле
и в МИОО над тобой…
ОН:
Милая, - слажу! Гляди
в эти глаза! Даже смерть
их испугалась. Иди
вместе со мной в круговерть
нашей богемы: Москва
множество славных людей
нам подарила! Молва
над головою твоей
веет рассказами о
сказочной нашей судьбе….
ОНА:
Брось-ка «отстой». Для чего
портить в твоей ворожбе
самую важную нить?
ОН:
Душу в училок вложив,
стал я по-новому жить.
Вряд ли останусь я жив,
если подонков начну
бить. Но – начну всё равно.
Бедную нашу страну
надо спасти. Решено!
ОНА:
Глупый, смешной донкихот!
Нет мне покоя с тобой.
Но – не покоем живёт
честный и смелый. На бой
с мерзостью, гнилью, - иди!
Я ожидаю тебя.
Отдых на нежной груди
примешь, творя и любя!
20-22.01.2002.
НЕ ВОЛКИ…
В день рождения В.Высоцкого – в память о его горах и волках.
1.
Первый был хром и сед. Второй был молод и пьян.
(Господи, - не прокляни!).
«Семь бед – один ответ». Первый - прошёл сквозь Афган.
Второй - изведал Чечни.
А этот отстойный бар… И водка не горячит.
Не радует даже стриптиз.
- Ты помнишь: «- Аллах акбар!»? Их баб, ревущих навзрыд?
Их деток – лицами вниз?…
- У «духов» горы - лютей…
- Чеченцы – почти земляки.
Резня – всё ближе: «Прогресс!».
Так лихо наших парней «мочили» их старики!
Как дед мой - за Ржевом «эсэс»!
Они – партизаны. А мы - как пешки в дурной игре
на залитой кровью доске.
Ведь это – их земли! Чумы страшней был бой на горе:
все жизни - на волоске...
«Зачистка»: трупы у стен... В той грязной каше из тел
забыл я, что значит «жаль».
Лишь помню: мальчик-чечен перед расстрелом пел
Высоцкого, «Вертикаль»:
«Отставить разговоры! Вперёд и вверх! А там –
ведь это наши горы! Они помогут нам!
Они помогут нам!..»
- Тот хмель никогда не пройдёт: мы крови хлебнули, браток.
Геройски дрались…Зачем?
Там был генерал-идиот: под «духов» подставил наш полк.
Взрыв, госпиталь, а затем…
Был только внезапный свист. Потом – кровища, зола...
Мечты, надежды– «тю-тю!»
Любил я и брейк, и твист. Взамен мне Отчизна дала
поганую эту культю…
- Брат, бил я чеченов. А здесь полковнику замуж сдалась
любимая горячо.
Теперь - добыть бы мне ствол, да взять кого «на заказ»!
А что я умею ещё?
Мне нечем маму кормить. Она, как и я, – инвалид.
Другая работа – гроши.
Давай по стакану! Жить – паскудно. Ещё и быт…
Всё – прахом, мимо души…»
2.
…О вашей беде стихи для вас я, парни, писал.
Но вы их читать не могли:
тогда, маскируясь, тихи, лежали вы среди скал
и ждали команды: «Пли!».
Мы - устных поэтов «отряд»: путь в прессу нам был закрыт.
И гнали меня из ВНИИ...
Конечно, страшнее – снаряд: никто здесь не был убит.
Лишь биты друзья мои. -
Но зверски калечили нас. Как будто бандиты? Да вот -
все наши тексты они
всё крали для чьих-то глаз. Никто из нас – не идиот:
их «почерк» – ЧК сродни.
Зачем армейская спесь? - Глаза поверят глазам.
Вас слало на гибель ЧМО.
И нас «убирало» здесь, и вас убивало там
одно и те же дерьмо.
Не нюхал я пороха? Да: я - мирный биолог. И всё ж
- вот факты. Они таковы:
в час творческого труда я встретил кастет и нож,
и выжил чудом – как вы.*
Вы – жертвы не тех, кто Аллаха славит, творя джихад:
им некуда там отступать!
На ваших культях и смертях - роскошные дачки стоят.
здесь, в русских лесах… «Благодать»?!
Да разве вас я виню? Сошли генералы с ума.
К ним совести - не зови!
Но, взяв или сдав Чечню, вы хлынете в наши дома,
привыкнув жить на крови, -
как дикие крысы толпой средь голода и чумы.
Кто, чем усмирит вашу рать?
Родные, мы ждём вас домой! Похоже, мальчики, мы –
все те, кого вам – убивать.
Дай Бог вам любящих жён, здоровых добрых детей!
Но страшно за вас теперь:
ваш дух геноцидом прожжён. Как вам теперь меж людей
прожить по-людски? Что – зверь?
Не волки вы: в драке волк умрёт, ни за что не убив
волчицу, волчонка**… – Нет!
Вы – «зомби»... Вдруг каждый полк затем и останется жив,
чтоб анти-чеченский след
в истории нашей страны размазать по всей земле?
Вдруг грянет такая месть
за то, что мы все здесь равны - в молчаньи, в рабстве, во мгле;
за то, что всё это есть?
Скорей с чеченской земли уйдите, орудия зла!
Мы – грешники на крови!
О, Боже! Скорей пошли всем «пешкам» забвенья, тепла,
раскаянья и любви!
-------------------
*Всё описанное здесь из жизни автора – не набор поэтических
образов, а 100%-ная правда. Так, пытались убить его, украв научную работу и стихи, 10.04.1989. в 22.00-22.30 - в Москве, на Люсиновской улице.
** Факт, доказанный наблюдениями этологов: волки – 1 вид –
в войнах между стаями никогда не убивают самок и детёнышей; старики могут гибнуть, только когда сами лезут в драку, снижая этим свой социальный статус. Все люди Земли – тоже 1 вид. Но…
25.01.2002.
О ПРАВДЕ И ЛЖИ.
Ложь бесчинствует опять,
декларирует: “Смотри!
Дважды два-то будет три,
а точнее - даже пять!
Шито-крыто. Где концы?
Вскроешь истину? А ну...
А чекисты- молодцы,
возвышавшие страну!
Хватит истин, горлопан!
Хватит этой “низкой тьмы”!
Возвышающий обман -
это наше, это - мы!”
Но, хоть в мире свет и тьма
чередуются, борясь,
вечно истина сама
как весна, прогонит грязь!
Январь-октябрь 2002 г..
ЕЩЁ РАЗ О ПРАВДЕ И ЛЖИ.
У жизни - капризнейший нрав - да
бесценной её ты зовёшь.
Банальна высокая правда,
и непредсказуема ложь.
Бессребренно и беспризорно
достойный живёт человек.
Но ложь умирает позорно,
а правду запомнят навек.
30.01.2002.
О МИСТИЧЕСКОМ ОПЫТЕ.
Среди орущей похабени
в конце немыслимых дорог
я стал тихонько на колени,
чтоб Бог меня услышать мог, -
и становился чутче, тише -
один, душою набекрень.
Но Бог меня уже не слышал:
всё заглушала похабень.
Тогда покинул я богему.
Элитой - тоже пренебрёг.
И эту сочинил поэму.
И тут - меня услышал Бог!
05.02., 02.10.2002.
СВИНЦОВО-ОПАЛОВОЕ.
В каком мы времени года -
совсем неясно уже.
Февраль с апрельской погодой -
и тает что-то в душе.
Вон вечно мокрые крыши
сереют блеском небес.
Деревья, кажется, дышат,
на скверах грезя про лес.
Пятиэтажки да свалки.
То дождь, то снег, то туман.
Печальны улицы, жалки.
Камлай, московских шаман!
Всё это нужно оплакать -
да невозможно уже.
Ведь даже зябкая слякоть
не гасит солнца в душе,
поскольку путь твой так ясен,
дела - добры и тихи.
Поскольку мир не напрасен,
перетекая в стихи.
08.02.2002.
О РУССКОМ ЯЗЫКЕ.
О, наш язык! Он тайнами увит.
В нем много недосказанного скрыто.
Есть командир. И есть архимандрит.
Но нету ни мандира, ни мандрита.
Вернее, - есть. Точнее, - все они,
начальнички, - мандриты и мандиры,
как сладко бы ни пели в наши дни,
они, напялив рясы и мундиры.
Ведь есть война и геноцид в Чечне.
Есть нищета науки, медицины
и просвещенья. Мы - на самом дне,
где лишь слова нам выявят причины.
О, родина! Тебя я не виню.
Любимая, -тебя, по всем приметам,
насилуют буквально на корню,
и корни наших слов вопят об этом.
Тоже 08.02.2002.,
через час после предыдущего стихотворения.
ПЕДЕРАСТАМ.
На Шоссе Энтузиастов,
что Владимиркой зовётся,
дремлет кучка педерастов,
как вода на дне колодца.
Педерасты, педерасты!
Вы совсем осатанели,
став подобьем высшей касты
в нашем чокнутом борделе!
Понимаю: Л.Вентура,
П.Чайковский... Но Европа
не такая всё же дура,
чтобы душу путать с жопой!
Да, Уайльд, Кузьмин, и греки,
Фреди Меркури поющий...
Но достойней в человеке -
к бабам вечно нас влекущий
дух романтики!.. Спартанцы,
хоть и дрались в Фермопилах,
но не создали, засранцы,
ничего, что сердцу мило.
Гипермаскулинизаций
гнусен дух тоталитарный!
Так хотят за жопы взяться
педерасты! Их базар нам
надоел. Хотят свободы
эти анусопроходцы -
чтоб подохли все народы,
чтоб ширяться и колоться.
Нет! Ответственность за ближних,
а особенно за женщин
и детей, и старцев, движет
тех, кто музами увенчан!
Да, порою с мужиками
многое - умней и тоньше.
Но при чём здесь зад? Веками
в женщин призывали кончить
и кончать все те, кто духом
не слабее гомосека,
кто ни в чём не станет шлюхой
да крутом изломе века.
Апрель 2002.
ПЕРЕД МЕЖДУНАРОДНОЙ КОНФЕРЕНЦИЕЙ ПО БИОСЕМИОТИКЕ.
Что я поставил на карту,
уехав в Тарту?
Мамино ли здоровье -
да нервы с кровью?
Впрочем, что я печалюсь? -
Хорош анализ.
Только душа не в порядке -
как в лихорадке...
Здесь же всё дышит покоем.
Славно, легко им -
мягким, тихим эстонцам -
в скверах под солнцем!
Чушь и обиды забыты.
Поют “Эвиту”.
Опера - прямо на площади
перед ратушей:
Райс и Ллойд-Вебер... Надо же!
Клячей-лошадью,
словно хомут отбросив, душа московская
нежится... Времени - восемь... Легко, не жёстко ей
в граде университетском, по-девичьи нежном;
в трелях эстонской речи - увы, непонятной;
в жажде тепла и света, всегда безбрежной;
в солнечных, грозовых и закатных пятнах;
в древних руинах среди соборов и улочек;
в тихих скверах с задумчивыми блондинками;
в лете (котором по счёту?); в забвенье о будущем;
в “антиках” с довоенными фото-картинками...
Что тебе нужно? Чего же ты ищешь? Там, ещё
где не ступала нога твоя, - есть изголовие...
Всё донкихотствуешь, всё агасферствуешь... Мамочка,
бедная, - как тебе в нашей невнятной Московии?
Тарту, мудрое место
с чуткостью эста,
Мекка учёного мужа!
Дай мне быть нужным
братьям кровей всемирных!
Пошли на пир нам
новых идей - высоких и стройных, как здешние храмы!...
...Боже, молю, - помилуй здоровье мамы!
Тарту, 8-9 июня 2002.
ЗА УПОКОЙ.
К СОБЫТИЯМ В МОСКВЕ 23.-25.10.2002.
“До свидания, мальчики!..”
“До свидания, девочки!..”
Б.Окуджава.
Бедные мальчики! Что вам теперь “Норд-Ост”,
где капитаны мужество обрели?
Ваши тела ожидает родной погост -
рана опущенной бедной русской земли...
Бедные девочки! Как безнадёжен ход!
Руки ломать в мечетях, плача навзрыд?
Ваших мужей, ваших детей - в расход!
Шаг. Инч-Алла! - И тянет живот пластид...
Мир вам, усопшие! Путин, кончай войну!
Будьте вы прокляты, палачи стариков,
женщин, детей... Безмерную нашу вину
помни, планета, помни во веки веков!
29.10.2002.
В полдень Солнце стоит над Югом -
осенью, летом, весной, зимою.
В полдень - лучше видать друг друга.
В полдень ты - как будто со мною.
Молча Солнце ходит кругами.
Впрочем, полночь - полудня не хуже:
в полночь друг друга мы постигаем -
я - изнутри, а ты - снаружи...
Ноябрь 2002.
У ОТЦА
Бесприютные шпалы, промёрзшие поезда...
Снег да снег кругом - на станции Беговая...
Через мост - на Ваганьково. Пара цветов, как всегда,
да еловый венок. Снова, папа, тебя навещаю.
Разговор наш у чёрной плиты твоей - не для строф.
Потому - промолчу... Но случилось чудо сегодня:
чёрный кот на могиле. Один из здешних котов. -
В ноги: трётся, ласкается в полдень предновогодний.
Я его погладил - и оторопел: глаза -
цвета точно такого, какие были у папы.
Словно мысли мои он услышал - и хочет сказать,
и стоит, опершись на меня, гладя брючину лапой.
Неужели, котик, в могильных сугробах душа
моего отца ненароком в тебя вселилась?
Нет ответа. Лишь ласка - да падает снег, шурша,
и глаза кошачьи - как самая высшая милость.
30.12.02.
Чужое всё - куда ни кинешь глаз.
Так беспризорно-холодно! А ну,
спокойно... Погоди. Сейчас. Сейчас
настроюсь, Боже, на твою волну -
и хлынет свет, пронзая изнутри.
Я - весь в любви, Твой вечный ученик,
твой черновик... О, Господи, смотри:
стою один как перст - к Тебе приник.
30.12.02.
НА ГИБЕЛЬ СЕРГЕЯ ЮШЕНКОВА,
советником которого в Государственной Думе РФ в 1995-1999 гг..
был и автор.
Глушитель смолк - и был палач таков.
Не крестны муки: лишь три пули в спину...
Прощай, наш брат Серёжа Юшенков,
любимый Русью - взгляд куда ни кину.
Что тело? Дух остался на свободе.
В твоём строю, не опуская глаз,
с тобой стоим - и свет твой не уходит.
Родные, братья, - обнимаю вас!
В день похорон.
Написано в автобусе, шедшем от траурного
митинга во Дворце Молодёжи
к Ваганьковскому кладбищу и прочтено
над свежей могилой С.Юшенкова.
БОЛЬ БОЛОТО: В ЛАЗАРЕТЕ.
Ревазу Копаладзе - с пожеланием отличной защиты
докторской диссертации об истории взглядов на
эксперименты на живых животных...
“Путник, когда ты придёшь в Спа...”
Генрих Бёлль
Мы танк вели. Но бомба - против воли
сидящих в нём. И вот - мы в лазарете.
Водяра. Ампутация. И - боли,
каких нигде в траншеях я не встретил.
Болит! - За всех висящих на “колючке”,
чьи головы Люфтваффе разбивало.
За грудничков обугленные ручки.
За мам и дев, расстрелянных в подвалах.
За дивные родимые болота,
где меж чарус бродили мы с тобою.
Горят они! - И сфагны отчего-то
нас душат, как иприт на поле боя.
За всех арцелл сожжённых и диффлюгий,
не говоря о сёстрах - о лягушках...
Там чайки рвут шинель на мёртвом друге;
закат; огонь на моховых подушках...
Сам не пойму - зачем мне кадры эти?
Таким я стал - теперь уже до гроба -
в прифронтовом бараке-лазарете,
без рук - без ног, распластан как амёба.
24.04.03. - 13.00.
Годичная научная конференция ИИЕТ РАН,
доклад Реваза Копаладзе.
ТРЕТЬЯ КРОВЬ
“Две крови” - первая тема была
во “Втором слове”.
Но где - не знаю - прах иль зола
моей третьей крови?
Она пульсирует здесь, в виске -
- одна восьмая.
Когда вся жизнь на волоске,
её я знаю.
Прабабушка Эва! Далёк твой шлях
высокой шляхты.
Коханый - “пархатый жид”. Ни в дворцах,
ни на балах ты.
Прадедушка - Сэндак Абрам. Еврей -
красивый, богатый.
“Ах, жид? Мезальянс!” И Эву скорей -
из замков да в хату!
Вот гордой шляхетке муж подарил
двенадцать друкарен
по Польше и Балтии. Это - тыл,
и он не бездарен:
печать высокая: сотня цветов,
альбомы, книги...
Нет больше у Эвы замков, дворцов,
как у Ядвиги...
Шановни пане! Её девиз:
“Ни злотого даром -
и ни на йоту не падать вниз!”
Её товаром
гамбиты, эндшпили стали тогда.
Она - шахматистка.
Мадам Верблёньска-Сэндак. Звезда.
В вершине списка,
что люди “Who is who” нарекли,
где шахматны лики -
глаза прабабушки из-под земли,
мудры и тихи...
Водянка. - Её отравили: как конь
на скачках - гроссмейстер.
Распухло тело, и жёг огонь...
Все с досками - вместе
собрались в Лодзи, в особняке
великого рода.
Столпились внизу. По пешке в руке.
Звени, моя кода!
Прабабушка, задыхаясь вверху, -
- одна в целом мире -
служанке шептала: “Вот шах старику:
ферзя - G4 !
А пану с лампасами - мат и конец:
пся крев, соглядатай!
Пускай не шипит на мужа, подлец,
- мол, жид пархатый!”
Вслепую шёл тот сеанс игры
одновременной -
и были простыни все мокры,
и смерть - степенна.
Рыдай, Огинский! - Где милый прах?
Промокла подушка -
как будто росами шёл на рысях
Тадеуш Костюшко;
как будто Шопен и Мицкевич стоят,
и очи их - долу...
Доспехи да меч, да Грюнвальда ад -
нам сечи да школы...
Жаль, - никогда не будет прибит
в стране незнакомой
над входом в склеп рыцарский щит
Эвина дома!
... Помню, в измороси октября -
Польша сегодня.
Серый туман. Шпалы. Заря.
Варшава-Всходня.
Как обшарпаны эти дома!
Как треснуты стены!
Большевики постарались: тьма -
морфием в вены.
Здесь бабушка, Сэндак Ревекка... взгляд -
оборки, фестоны -
глядела молча сто лет назад
на эти фронтоны.
Прозрел ли взгляд васильковых глаз
варшавское гетто,
Россию, чудом рождённых нас
в ГУЛАГе в этом?
Вот рынок. Армейские сапоги -
“Дзенкую бардзо!”.
Глаза поляков, и в них - ни зги.
Трагичным фарсом -
на чёрной кирпичной стене плакат:
“Отверста до’Европы”,
на нём - сгоревший батон. Мол, “брат,
что видишь - то лопай!”
И снова - наш триколорный вагон -
Русь на колёсах -
идёт на Дрезден. Комфортен он:
виза - не посох!
Германец Лотар позвал меня
в тамбур куда-то.
Всё шпалы, шпалы - в излёте дня,
в лучах заката.
Зелёных вагончиков череда -
несколько сотен.
“-Они - с войны?” Он ответил: “-Да...”
Белей полотен
его лицо. Что-то в сердце моём,
бурля, закипает.
“-Мы где?” “- Под Лодзью.” Торца окоём -
от края до края.
А в нём - вагончики. В них свезли
“гибридов-гадов”
и здесь живьём закопали - вдали
от шумных градов.
На ваших костях растут дерева,
Нюня с Белюней -
- красотки родные. Дышит трава
памятью уний,
хором разграбленных синагог,
пеплом Аушвитца...
“ - Да что ты, Лотар? Разве ты мог
с Рейхом сразиться?
Ты был ребёнком... Идём в купе
к жене твоей милой!..”.
Вечерний Вроцлав - Бреслау. - Напев
германского тыла...
Дорога обратно. Познань. Бандит -
голодный, печальный -
рвётся в вагон наш. Он нами не бит
в земле этой дальней...
Кровь моя третья! Стучи в висках
круля короной.
Кожа да кровь - извечный наш стяг
бяло-чорвоный!
24.-29.05.03.
У ПРУДА В КРАТОВО.
Как описать огромный тихий пруд,
печальные задумчивые сосны?..
Куда ты рвался - там тебя не ждут.
А там, где ждали, - зря прождали. Поздно...
Седыми облаками- кроны ив,
и небо - пламенеющим агатом...
Ты так летал, удила закусив,
что сам себя воображал крылатым!..
Теперь - гляди: вода и мягкий свет.
Всё снова - так, как в доброй детской сказке...
Сладки воспоминания - да нет
надёжной дружбы в страстной женской ласке!..
Слегка дрожит июльская вода.
В ней отражаясь, тихо меркнут кроны...
Вот так печали канут без следа,
и ты уйдёшь тропинкою зелёной.
Уйдёшь - и всё!.. Останутся слова
в стихах, статьях и начатых работах.
А здесь родные - лес, вода, трава -
тебя забудут, не вникая, кто ты.
20.07.2003.