Красиво рассказать я не смогу,
Не хватит у меня на это красок,
Как по тропе шагают люди сквозь тайгу.
Как это просто, трудно и опасно.
. . . Все начинается, конечно, с рюкзака.
Вот он набит коленом, до отказа.
Раздут, лоснится, будто невесом,
А подними! Забудешь о здоровье.
Поможет друг, конечно же, в беде.
С трудом, ругаяся, тебя натакелажит.
Потом и ты его с кряхтением взнуздаешь.
И - ну! - пошли, пошли, пошли.
И с первого же шага мысль тревожит:
"Все! Шаг - и брошу. К черту все".
Но нет, за шагом шаг, вперед, вперед, вперед.
И вот нога уже идет, не запинаясь.
Интеллигентский жир к такому не привык,
Стекает с носа, льет между лопаток.
И кости старые не только не скрипят,
Они молчат (!) в смятении под грузом.
. . . Тропа, тропа! Как много ты берешь.
Отняв покой, берешь еще и память.
Под тяжким грузом сразу исчезают
Земные страсти, годы и тревоги.
А красота вокруг! . . .
Но пот залил глаза.
И все же, голову задрав, вдруг понимаешь, -
Ведь ради этой яростной тайги
Несешь, кряхтишь, сбиваешь ноги в пыль.
. . . Тропа то вьется в займищах цветных,
Петляет в травах буйных, пестрых, ярких.
То тянет в скалы к мшистым валунам.
Ведет по краю пропасти бездонной.
Живительный ручей медвежьих падей
С кристальною студеною водою
Шумит, поет, летит над валунами,
И радует глаза, и остужает ноги.
И - горы, горы, горы, горы!
Гиганты. Памятники миллионнолетьям.
Одни сверкают шапками седыми,
Другие взяты в плен тайгой могучей.
И человек пред ними - муравей!
Под ним тропа как слабенькая нитка,
Но - вьется! Вьется и ничем нельзя
Ее порвать, пока здесь ходят люди.
. . . Шагают ноги, тщательно ступая,
Глаза следят за правильностью шага.
И как на телеграфной ленте
Вся суть тропы, как строчки, выступает.
Вот кони шли на дальние покосы,
А тут талак прошел, ступая мелко.
За ним медвежий след с округлой пяткой,
А там помет в горошек кабарги. . .
Но вот пришел момент, немеют руки.
На выбор места нет ни сил, ни времени.
И навзничь валимся во влажный, мягкий мшаник.
И - пауза. . . Ни мыслей, ни желаний.
Саян, р. Мурхой.