ПЕРЕВОДЫ ИЗ АНГЛО-АМЕРИКАНСКОЙ ПОЭЗИИ
ПОХОРОННЫЙ БЛЮЗ. Уистан Хью Оден
Долой часы, и к чёрту телефон,
Псу бросьте кость, пускай не брешет он!
Уймись, рояль - ночных тревог там-там
Скорбящим возвестит, что он уж там...
Пусть самолёты в небе чертят след,
В котором: «Умер друг!» и "Это бред!"
Пусть траур голубей печалит нас,
Перчаткам копов сменят пусть окрас!
Он был мне Юг и Север, благовест,
Восток и Запад, и судьба, и крест,
Он был мне песней, отдыхом, трудом...
Я думал, чувствам вечность нипочём.
Зачем на небе звёзды – всё обман!
Леса - в расход, пусть сгинет океан,
Луну и Солнце – с корнем раздерут,
И не к добру слоняться даром тут...
СВОБОДЕН. Юджин О'Нил
Шумом толпы утомлён я, измучил вниманьем народ,
В море мой гнев словно тонет, душа во весь голос поёт.
Прелестью сыт городскою, мечты неземной пилигрим,
Морей синевою грежу с тоскою...
Где ты, мой старый Гольфстрим?
В танце, безумию вторя, не глупо ль проклятий бежать?
Жизни вино, свой позор я оплачивал как благодать.
Отдых в волнах предвкушаю - мой дух увлекает меня...
Там радуги тают, в брызгах играют,
Вдаль поцелуем маня.
Смело вперёд, прочь сомненья! Вновь палуба в пене – ура!
Хриплым рычаньем и пеньем команда встречает с утра.
Помнить о тех, кого любим? Отбросив оковы забот,
Мы всё позабудем... в море остудим
Головы - ветром свобод!
НОКТЮРН. Юджин О'Нил
Вздохнула ночь над водной рябью моря,
Из пушки глухо выстрелил закат,
Симфонией теней в седых тонах
Река легла на дно, с туманом споря.
Баржа с углём, с единственою фарой -
Её зловещий глаз во тьме мерцал -
Бряцала цепью якорной, всердцах,
И в гавани пятном застыла, старым.
И в тишине ударит эхом в спину
Крик чайки, раздражающе высок,
Как будто бы во сне – сверля висок,
Когда печаль проникнет в сердцевину,
До сути бытия... И станет стоном,
Попыткой жалкой выразить себя,
Постыдной тайной совесть теребя,
Одним рефреном вечным, тем же тоном.
И снова воздух - словно тихий омут
Под тысячей раскрытых глаз небес.
Над горизонтом – серебристый всплеск:
Дорожки лунной пряди в море тонут...
Круиз ужаса. Уильям Уилфред Кэмпбелл 1858? -1918
Будем под звездой-приблудой,
Мимо грома, мимо худа,
Мимо тайны, мимо чуда,
Плыть на парусах...
Мимо радостно орущих,
Мимо пьяных и непьющих,
Мимо бедных и имущих -
Нас несёт впотьмах.
Мимо мысов мрачных, тёмных
Берегов туманно-дрёмных,
Миль не счесть, и скал огромных -
Здесь витает страх...
И не слышится ни звука,
Только храбрость нам порукой.
Тишина и злая скука
Нас несут впотьмах.
Чтоб напрасно нас не ждали,
Стискивают руки крали,
Фонари любви, печали,
Слёзы на глазах...
Через зимние метели
Мы плывём без всякой цели...
Наши лица побледнели -
Нас несёт впотьмах!
Мы плывём, не зная галса,
И маяк не показался,
Нас не ждут под ритмы вальса
Во чужих краях...
Барк отчаянный, безвольный,
Но никак не богомольный -
Смертными грехами полный,
Нас несёт впотьмах!
Трусу - лишь на рее место,
Шторм - для храбрецов фиеста,
Громы — вместо благовеста,
Пир - на небесах.
Души — для надежд могилы,
Ветры и дожди рвут жилы,
И неведомые силы
Нас несут впотьмах!
ИСТЕРИКА. Thomas Stearns Eliot
О, как она смеялась, боже! Чтоб в смех её не кануть, хмуро
Я наблюдал за этой дурью, стремясь не рассмеяться тоже.
Созвездья белые сверкали, над пропастью раскрытой, рта –
Рябь судорог и темнота в зажатой мышцами гортани.
Заворожён картиной этой, я наблюдал её потугу:
Взрыв, пауза – и всё по кругу, как в бесконечном менуэте.
Седой официант неловко водил по скатерти руками:
- Ах, если б пожелали сами вы в сад пройти, для файв-о-клока...
Ах, если бы джентльмен и леди... в саду приятнее пить чай...
И скатерть комкал невзначай, где были пятнышки от снеди.
Грудную клетку рвет от смеха, она не в силах перестать,
И вот уж слёз полился град, а хохот – словно грома эхо.
Но тут я твёрдость проявил – сей эпизод смешон едва ли,
Пусть день пропал, хоть и в начале, спектакль прервать достанет сил!
ЭЛЬДОРАДО. Эдгар Аллан По
Этот рыцарь и франт,
Ехал вдаль на закат.
Не страдая от жажды и глада,
Ехал ночи и дни
Песни пел от тоски,
И мечтал отыскать Эльдорадо.
Прежде молод и смел -
Ныне стар, поседел,
И судьбе своей боле не рад он...
Годы жизни прошли,
Но нигде нет земли,
Той волшебной земли - Эльдорадо
А когда изнемог,
То послал ему рок
Привиденье с пронзительным взглядом...
И у Тени спросил
Изо всех своих сил:
«Расскажи, где страна Эльдорадо?»
«Следуй, рыцарь, смелей,
Сквозь Долину Теней,
Через Лунные Горы, коль надо,
Через холод и мрак,
Через боль, через страх,
И увидишь своё Эльдорадо!»
ВОРОН. Эдгар Аллан По
В сумраке ночном угрюмом, тих, объят печальной думой,
Я дремал над книгой умной позабытых древних саг...
Уловил вдруг еле-еле тень движенья на портьере,
Шорох странный возле двери - не попасть бы мне впросак!
Робкий стук раздался снова - в сердце постучался страх.
Постучался - просто так.
Помню эту ночь злосчастья и декабрьское ненастье,
Танец светотеней страстный от камина – на ковре...
В мудрости нет избавленья, книги не дают забвенья,
В жизни бренной – та же тень я, на зеркальном серебре.
Книги о Линор не скажут, что была ровнёй заре -
Ни весной, ни в декабре.
Красных штор зловещий шелест, как весной цветущий вереск,
Как форели бурный нерест - душу тайной бередил...
И стремясь унять биенье сердца, сжатого волненьем,
Я сказал себе в сомненьях: «Это поздний путник был!
Старый пилигрим стучался, на исходе ветхих сил.
Знать, дорогу он забыл...
Взявши потеплей одежду, распахнув пошире вежды,
Душу укрепил надеждой и пошёл к дверям скорей...
«Сударь, не судите строго, я сейчас вздремнул немного,
Не расслышал я, ей Богу...постучалиcь бы бодрей...»
Во дворе ни зги не видно... Глянул - пусто у дверей.
Тьма... Ни звёзд, ни фонарей.
Удивился: что за трюки? Тишина глотает звуки,
Сердце мается от муки с тех неблизких, давних пор.
В нём - лишь боль и это слово, для меня совсем не ново,
Но во рту катаю снова слово сладкое «Линор»...
Я шепчу, себя не слыша, слышу только эхо с гор –
Эхо вторит мне: «Линор...»
Сел, вернувшись, у камина, весь в плену тоски и сплина...
Только отхлебнул я джина – зазвенело вновь стекло.
Угли трескались от жара, а душа во мне дрожала,
Страх терзал меня, как жало... «Это ветка бьёт в окно!»
Я сказал... «Какая тайна? Там же нету никого!»
Ветер... больше ничего!
Всё ж сорвать неплохо б маску с тайны, что я мнил опасной...
Подошёл к окну тотчас, но, только ставень я открыл,
Как влетел в мою светлицу Ворон – царственная птица,
Дней былых свидетельница и пособница злых сил.
Молча он на бюст Паллады сел, под сенью чёрных крыл,
Словно он всегда там был.
Позабыв про боли в сердце, я смотрел смеясь, поверьте,
Как мой гость, в неверном свете, будто это навсегда,
Так устроился с удобством... И спросил его я просто,
Как желанного мне гостя: «Как попали Вы сюда?
Как зовут Вас, Сын Плутона, чёрной тризны тамада?»
Каркнул Ворон: "Ни-ког-да!"
Очень это было странно, что ночной мой гость незваный,
Отвечал мне так туманно, и вселился, как беда –
Не спросивши дозволенья, сев на бюст без разрешенья,
И зловеще, без волненья, каркнул мне в лицо... Когда,
С кем, и где это бывало? Это что за ерунда?
Что за имя – «Никогда»?
Больше не добавив слова, величавый и суровый
Он уставился так строго - как палач ли, как судья...
И невольно вдруг забрезжил луч воспоминаний прежних -
Где друзья, и где надежды, что хранили нас тогда?
Всё ушло... и эта птица возвратится в никуда...
Каркнул Ворон: "Ни-ког-да!"
Я, остолбенев от шока, посмотрел в воронье око –
Мне бы разобраться только – это приговор суда?
Нет, других он слов не знает, Вороны - не краснобаи,
Ни из ада, ни из рая не посланник он сюда.
Перенял он это слово от хозяев, некогда...
Каркнул Ворон: "Ни-ког-да!"
Что он хочет, этот Ворон? Он глядит недвижным взором,
И зловещих мыслей полон, словно мёртвая вода...
Иль дрожат мои колени от игры воображенья,
От дурного наважденья, всплывшего из тьмы, со дна?
В бархат кресла погрузившись, я безрадостно гадал -
Чем грозит мне «Никогда!»
И разгадку той шараде я искал в вороньем взгляде...
Птица это ли, исчадье? Глаз мерцает, как слюда!
Все мы тени в этом мире, все мы сгинем без следа.
И лаская кресла бархат, я раздумывал со страхом –
Не восстать Линор из праха, не вернуться ей сюда...
Не вернуться никогда...
Неожиданно, блистая, будто ярких искр стая,
Пронеслись, в ночи растаяв, лучших дней моих года,
Будто серафим – дыханьем - утишил мои страданья...
«Так зачем твоё молчанье, скоро ли души страда
Кончится? В том Божья воля, эликсир забвенья дай!»
Каркнул Ворон: "Ни-ког-да!"
«Знаю, ты исчадье ада и к прощению преграда,
Ты лишил меня награды, что принёс мой ангел - да?
Будь ты проклят, Ворон вещий, ты мне душу, словно в клещи,
Сжал, как враг людей извечный – что ж, огню её предай!
Но скажи, есть в Галааде благодать? Забвенья дай!»
Каркнул Ворон: "Ни-ког-да!"
"О, Пророк и злобный демон, не смотри, что небо немо
Лишь одно к тебе есть дело – зыбкую надежду дай,
Что за мира хрупким краем повстречаю в светлом рае,
Деву ту, что наполняет душу светом – навсегда...
Ту, что ангелы Линорой кличут, во Святых Садах.
Каркнул Ворон: "Ни-ког-да!"
«Изверг ты! Тебе всё мало?, - молвил я ему устало, -
Вот и Солнце вроде встало, ты ж вернись во тьму, туда,
Где царит лишь холод вечный, и где ценят дар твой вещий -
Развлечения похлеще ты найдёшь себе тогда!
Клюв из раны сердца вырви, позабыть тебя мне дай...»
Каркнул Ворон: "Ни-ког-да!"
Знаю я – отродье ада не слетит с плеча Паллады,
Нет, не свергнуть с трона гада, и вокруг густеет мгла...
Всё сидит он, не мигая, свет из окон с тьмой мешая,
Тенью в душу прорастая, и не сгинет никуда!
Пригвождён к ковру я тенью, и не встану никогда...
Нет, не встану никогда!
НАРЦИССЫ. Вильям Вордсворт
Как облако, что вдаль плывёт,
И я бродил, один как перст,
Но вдруг - живой солнцеворот
Нарциссов золотых, окрест,
У озера, по кромке вод,
Водили с бризом хоровод.
Подобно звездам в вышине,
Что в Млечный Путь вливают свет,
Вдоль берега текли, весне,
Рядами стройными, вослед.
Тьму тьмущую их видел я –
Плясали, душу веселя.
Хоть волны и пускались в пляс -
Непревзойдён цветов задор!
От их веселия и ласк
Поэт и сам на ласки скор...
Смотрел на них во все глаза,
Но и не думал, не гадал,
Каким я кладом овладел...
Когда в раздумьях, на диван
Прилягу отдохнуть от дел –
Сквозь одиночество нирван,
Глазами сердца вижу их
В экстазе танцев золотых!
ПОСВЯЩЕНИЕ МЫШИ... Роберт Бёрнс.
Комочек страха, шустрый братец-мышь,
Ты с ужасом в груди отсель бежишь...
Вреда не причиню тебе, глупыш,
Какой ты боягуз!
Вслед со скребком, для злой забавы лишь,
Не побегу, не трусь!
Мне жаль, что власть людей так велика -
Разрушив связь с природой на века,
Чего добились? Жизнь-то нелегка...
Отсюда – страха груз.
Пред смертью мы равны наверняка,
И я – такой же трус!
Я знаю, ты при случае крадёшь
Весной посеянную мною рожь -
Когда зерно поспеет, то берёшь,
Но невелик ты вор...
И будешь сыт, наворовав на грош,
Так мал твой сбор!
А я разрушил маленький твой дом –
Столь ненадёжен этих листьев ком...
Декабрь уж во дворе... и что потом?–
Оставшись без угла,
Обзавестись не сможешь ты гнездом!
А непогода зла...
Тебя мороз тут вряд ли доставал,
И что уйти придётся - не гадал...
Уютен вырытый тобой подвал,
Но плуг, неумолим,
Прошёл по жизни – выживешь едва ль,
И не поспоришь с ним.
А сколько стоило тебе труда
Собрать горсть листьев для того гнезда!
Теперь, лицом к лицу с зимой - беда -
Бездомный и нагой,
Поселишься под настом навсегда,
Не справишься с пургой!
Не одинок ты со своей бедой –
Мы братья по несчастию с тобой.
В расчётах ошибаемся порой...
Бывает и с людьми -
Взамен удач, обещанных судьбой,
Мы носим боль в груди.
И всё ж меня счастливей ты стократ –
Ведь ты лишь настоящему не рад,
А я и в прошлое бросаю взгляд,
И мучаюсь виной,
Упущенных успехов видя ряд...
И страх владеет мной!
ТЕБЯ ЗАБУДУ, ДОРОГОЙ... Эдна Сент-Винсент Миллей
Тебя забуду... мне милей свобода,
Используй этот краткий день сполна,
И месяц краткий, краткие полгода,
Пока меня не унесла волна.
Забуду всё, а нынче неохота,
Противиться тебе я не смогу -
Ты так прекрасно лжёшь, сама Природа
С тобою заодно... и я солгу!
Была бы рада, будь любовь навечно,
И клятвы не были б на краткий срок,
Но в жизни всё так хрупко, быстротечно,
И сей капкан мы называем – рок.
Искать ли верности - до отупения?
Абсурд и блажь - с научной точки зрения!
ЗВЁЗДОЧКА, СИЯЙ, СИЯЙ! Jane Taylor
Звёздочка, сияй, сияй,
Тем, что есть ты – удивляй!
Как на небе - бриллиант,
Дан тебе блистать талант.
Только солнце – на закат,
Засверкаешь ты стократ,
Дорог мне твой мягкий свет...
Ночь... Сияй среди планет!
Без тебя не виден путь,
И прохожему сверкнуть
Ты спешить, искрой во тьме...
Благодарен он тебе.
В тёмных синих небесах
Ловишь взгляд мой искоса,
Не скрывая возраст свой,
Ночь покуда над землёй.
Как твой яркий милый блеск
Освещает путь, окрест!
Не узнаю никогда,
Кто ты – но сияй, Звезда!
ДВА ЗАКАТА. Эмили Диккинсон
Я присылаю два заката...
Мой собственный закат - и дня.
Он первый добежал... встречайте
С ночными звёздами меня.
Его закат был полон красок,
Зато и в большей он чести!
Мой – легче птицы-жар из сказок,
В руках по жизни пронести.
ЕСЛИ ДО ПРИЛЁТА ПТИЦ... Эмили Диккинсон
Если до прилёта птиц
Выйдет жизни срок,
Вон той Рыжегрудке кинь
От просфоры крох.
А не даст "Спасибо Вам!"
Молвить смертный сон,
Я гранитным ртом издам,
Через силу, стон...
ВИНО. Сара Тисдейл
Знать, не умру, коль я пила
Рог месяца, полный услад.
Жадно, как люди хлеб едят,
Пьют летних ночей аромат.
Впрочем, умру, но вряд ли я
Прекрасней спасенья найду,
Чем в Красоте - вдохновенья
Вино... и Бессмертья звезду.
ФАНТАЗИЯ. Сара Тисдейл
Подобен голосок ручью -
Капель, что точит камни...
В лесах далёких, в том краю,
Покоем дышат плавни.
Раздумья – лотоса цветок,
Что цвёл под аркой храма,
Где вод святых течёт поток,
В Покое грезит Брама.
Как розы - нежен поцелуй,
И страсти жар неярок...
Там спит Покой под шёпот струй.
В садах у персиянок.
БОЛЬ. Сара Тисдейл
Волны суть дочери моря,
Капли суть дети дождя,
В плоти родной, мне на горе
Боль уродилась моя.
Звёзды – от матери-ночи
Ветер же - пену родит,
Мир так прекрасен – нет мочи
К дому прикованной быть...
ВОДЯНЫЕ ЛИЛИИ. Сара Тисдейл
Забыл ли ты, любимый, тех лилий аромат,
И вид их полусонный на озере, в горах,
Когда вокруг темнело и плавно гас закат?
Тогда вернись ко мне, отринув страх...
Но если всё же помнишь, тогда уйди туда,
Где край равнин и прерий, где горных нет озёр...
Там лилий не найдёшь ты в темнеющих прудах,
И не падут на сердце, печалью, тени гор.
ЛУННОЕ СИЯНИЕ. Сара Тисдейл
Роптать не стану, будучи стара...
Поток, в котором лунный свет сверкает,
Серебряною змейкой не ужалит -
Холоднокровна стану и грустна.
Счастливым сердцем растворюсь в печали,
Желая сверх того, что жизнь даёт...
Кто это раз познал, тот всё познает.
На гребнях волн - алмазов мишура,
Но мимолётен красоты полёт.
Роптать не стану, будучи стара...
АПРЕЛЬ. Сара Тисдейл
От дождика сияют крыши...
Капризен ветреный апрель –
Гоняет стаи воробьишек
И тучек мелких пенный хмель...
Хотя дворы невзрачны, серы,
С печальным буком у ворот,
Мне трудно в чудо не поверить -
В душе моей Весна поёт...
ЛИШЬ ВО СНЕ... Сара Тисдейл
Лишь во сне я увижу девчонок
С кем мы в детстве играли втроём...
Энни, с рыжею гривой, как львёнок,
Лиз - в каштановых косах, венком.
Лишь во сне моём время условно:
Вспять вернётся - и детство найдём.
Поиграю я с ними привольно,
У ступеней, где кукольный дом.
Не пометят года наши лица,
Нежно смотрит подружка моя...
Если ей сон такой же приснится,
То ребёнком в нём буду и я?
ЗВЁЗДЫ. Сара Тисдейл
Одинока в ночи
Я на темном холме...
Сосны хвою-лучи,
Простирают ко мне...
Небосвод полон звёзд
Над моей головой -
Самоцветов и грёз
Скрытых лёгкою мглой.
Много их, триллион?..
Пульс сердец из огня
Бьёт с моим в унисон -
Их покой не отнять
Ни цинизму веков,
Ни безумству людей...
Купол неба – как холм,
Полон звёздных огней.
Я в восторге, мой Бог,
Что пришлось наблюдать
Как ведёт хоровод
Звёзд великая рать...
МОЛИТВА. Сара Тисдейл
Когда душой блуждать устав,
К поэзии теряю вкус,
Тогда не в радость красота,
И гул пиров наводит грусть...
Пыл сердца моего остыл,
От всех соблазнов в стороне...
Но... дай же напоследок сил
Влюбиться безоглядно, мне!
ПЕРЕМЕНЫ. Сара Тисдейл
Меня запомни ты и чти
Какой была... смотреть не надо
На ту, что некогда в ночи,
Под куполом цветущим, сада,
Смеялась, глазками блистая,
Звёзд летних устыдивши стаю...
Отворотись, но навсегда
В ушах пусть веет тихий смех,
Что наши юные года,
Дарили нам... теперь не смей
Смотреть, что время сотворило,
Отмерив боль своим мерилом...
СУМЕРКИ. Сара Тисдейл
Студёный дождь струится,
По крышам сонно бредёт.
На голом древе птица
Кого-то зовёт, зовёт!
Ночь опускает крылья -
И меркнет небесный свод,
А сердце, словно птица
На ветке - зовёт, зовёт.
ПРЕКРАСНЫЙ ШАНС. Сара Тисдейл
О, дивный шанс, чем я могу
Благодарить за доброту?
Меж плотской и духовной мной
Ты возникал, как страж земной.
Сгубила б душу, да и и тело,
Но милостью твоей - всё цело.
Трудился, чтоб спасти меня,
Сокровищ множество даря -
Друзей, мелодий и любви -
Щедрей, чем все мечты мои...
И в этот сумеречный час,
Пока цвет неба не угас,
Смиренно я благословлю
За мудрость стойкую твою.
За то, что вёл сюда меня,
На холм, где, к небу ликом, я
Живу, любуясь на морской простор,
На серп луны в ветвях, на абрис гор.
ГОДЫ. Сара Тисдейл
Закрыв глаза, порой ночной,
Смотрю парад теней, чудной,
И только встретив милый взгляд,
Узнала лет печальный ряд:
Шли мимо робкие года,
От слёз горьки и слепы, в никуда...
Они прошли… не угадать -
Что путь их нёс мне благодать.
Я оказалась – по нему,
Так близко к сердцу твоему.
Их песни, полные тоски,
Слезами рвали душу на куски...
ОСЕННЕЕ. Eрнест Доусон
Пал бледный отблеск янтаря,
На рыжих клёнов бал, как приз,
Закатный веет мягкий бриз...
В денёк пригожий октября
Мы лету не шепнём: вернись!
Пусть осень станет частью нас!
А сумрак сердца, вечер года,
В единый мрак сведёт природа...
Так сладок для любви подчас,
Но ложь и тьма - одной породы.
Нам дома лучше, скажешь ты,
Считая Осень скучной дамой.
Что ж, урожай богатый самый
Не стоит радостей мечты?
Ночь хороша, не делай драмы!
Жемчужный горизонт таить
Недолго будет ночь и зиму,
Природа вскоре примет схиму,
Любви придётся уходить
В ноябрьский сон, как пилигриму...
ЧЕЛОВЕК-ПТИЦА. Стивен Винсент Бене
Широкий месяца клинок рассёк пролив... Крута,
Вошла волна багряных зорь в восточные врата,
Окрасив скалы в алый цвет, и в киноварь - пески,
Где двое собрались взлететь, природе вопреки.
Там хитроумный мастер был, что строил Лабиринт,
И Минотавра он сковал, и вделал цепь в гранит.
А рядом – сын его младой, в лице - отваги свет,
И луч рассветный удивлён тем чудом юных лет.
Дробит огромных крыл удар воздушное желе...
Как пузырьки в вине зари, как искры в хрустале,
Они парят - Дедал внизу, чтоб крылья не спалить,
Но храбрый сын его Икар весь устремлён в зенит.
Летит сквозь небо напролом, отца не слышит он,
Бросает вызов всем богам, мечтой одушевлён,
И чёрной молнией летя на фоне алых зорь,
Как новый птице-человек бросает гордый взор.
***
Златом солнца он объят, будто бы сияньем лат,
Смелый юноша летящий, презирая жар и хлад,
Подбирался к тайнам неба - смертным недоступный клад.
Песни пел для новых притч... испуская звонкий клич,
Глотку рвал в шальном экстазе – юной грёзы в том престиж,
Чтобы сердце жечь в полёте, круг за кругом, словно стриж.
Выше туч парит герой, к Солнцу мчится по прямой,
Полпути осталось только - но ведь это – жёсткий бой!..
Вдруг - паденье, дождь из перьев, хаос бездны водяной.
Ах, Икарус, каждый взмах – муки стоном на устах,
Но примером людям будешь ты, эллин, презревший страх.
Славу мы твою запомним навсегда - не жалкий крах!
Твой удел, и в том успех – путь увидеть дальше всех!
Человек-гигант, абсурда и романтики стратег,
Легионы духов ада ты копьём разбитым сверг.
Обитает в вышине, дух твой ясный – выше нет...
Где зловеще над снегами с холодом витает Смерть
Стынет красных крыльев глянец, и дыханья круговерть.
И с тех пор с высот в простор, словно эхо с дальних гор,
Песнь короткая Икара, вниз торжественно плыла,
Гимн, что пел, раскрыв над миром два растерзанных крыла!
Рвбле. Александер Андерсон
1 Люблю мусью Francois Rabelais* -
2 Француз-остряк и алкоголик,
3 Кто прихвостней, навеселе,
4 Смешил без устали до колик.
5 С достоинством нёс толстый зад,
6 Разя словцом - знал в шутке смак -
7 Домой смывался невпопад...
8 Фальстаф средь земляков-писак.
9 В среде грацильной Фенелон,
10 Легко скользя, искал гармоний,
11 Расин, монархом отчуждён,
12 Скончался вдруг, без антимоний.
13 Мольер собратьям угодил,
14 Тем, что кривлялся для потехи,
15 И как Аристофан, твердил -
16 Сплин душат смехом, без помехи.
17 Насмешник тех времён Вольтер,
18 Что ставил всё под подозренье,
19 Сарказма пикой, например,
20 Колол богов и провиденье,
21 Но даже этот острослов
22 Не вымолил у них секрета
23 Lustspiele* - для больших умов,
24 Как Рихтер нам поведал это.
25 А вот Rabelais — клянусь Христом! -
26 С ухмылкой на пунцовой роже,
27 Так пощекочет Вас словцом,
28 Как будто пальчиком по коже.
29 Ему попы да короли
30 Служили пищею для шуток,
31 А лучший повод нужен ли,
32 Для песенок и прибауток?
.
33 Случалось всё - в его года
34 Не поскользнуться очень сложно -
35 Болтал такое иногда...
36 И рассказать-то невозможно!
37 В старо-французской упаковке
38 Невинно выглядел товар,
39 Хотя святоши очень ловки,
40 Глубок был истины навар.
.
41 При всём при этом, он вам люб,
42 Маэстро шуточных дуэлей,
43 И смех, и грех срывали с губ
44 Большой Гурман с Пантагрюэлем.
45 У Жана - пиковая масть,
46 Монахом был насмешник дюжий,
47 Врагам он драил ряхи всласть,
48 Хоть с виду вроде неуклюжий.
.
49 «Зачем ругаешься, брат Жан?», -
50 Журил его дружок, бывало.
51 «А чтоб украсить свой фонтан, -
52 Смеялся, - слов приличных мало!»
53 А Худ донёс до немцев весть,
54 Что Лютер, в гордых монументах,
55 На Жана был похож... но есть
56 Нужда в серьёзных аргументах.
57 A nos moutons*, без экивок,
58 Моя задача — поиск сути
59 Весёлой жизни выпивох
60 Пантагрюэлей... А кто судьи?
61 Ведь, inter nos*, Rabelais не прост,
62 И в шутке, будто недалёкой,
63 За смехом зрим идей подрост
64 С другой — серьёзной подоплекой.
65 Иначе мыслил Пьер Дюпон,
66 Он видел в той soif* безбрежной,
67 Всех мудрецов былых времён
68 Лишь отголосок жажды прежней.
69 И восхваления вину,
70 И пыл Вакхических воззваний,
71 Минерве ставил он в «вину»,
72 Которой надо возлияний.
73 Тогда Francois мне ясен стал
74 С его учительской ухваткой -
75 Урок великий преподал,
76 Не в лоб, не по лбу, а украдкой,
77 Я понял, что его мораль
78 С "Le Grand Peut—еtre"*, не мистична...
79 Смеясь, поднимем свой "грааль"
80 Пантагрюэлево-этично.
81 Ну чтож, buveurs*, мои пьянчужки,
82 Испейте мудрости Минервы,
83 Мигает нам сова из кружки -
84 Играть не будем ей на нервы.
85 Итак, parlons de boire* — налей!
86 Le bon Dieu* добавит пойла.
87 Святой Обжорий, не наглей,
88 За мудрость мира пьем... из стойла!
* - Francois Rabelais - читается "Фран-суа Раб-ле" - в 4 слога, "уа" - дифтонг.
Великий французский писатель-сатирик эпохи Возрождения, классик литературы.
* - A nos moutons (франц.) - к нашим баранам (вернёмся) - французская поговорка.
* - inter nos (лат.) - между нами.
* - soif (франц.) - жажда.
* - «Le Grand Peut—еtre» (франц.) - "Великий Может-Быть" - по легенде,
Франсуа Рабле сказал перед смертью: "иду на свидание с Великим Может-Быть".
* - buveurs (франц.) - выпивоха.
* - parlons de boire (франц.) - коль речь о выпивке.
* - Le bon Dieu (франц.) - добрый Бог.
Антоний и Клеопатра. Уильям Хейнс Литл
Гибель, о Египет, гибель
Грянет алою волной,
Тени тёмные Плутона
Вскоре явятся за мной.
Не рыдай по мне, Царица,
Прошлых дней не вороши,
Тайну лишь тебе открою
Изболевшейся души.
Легионы ветеранов
Не услышат клич орла,
И моих галер останки
В Акциуме — волей зла,
Хоть никто за мной не встанет,
Стража не придёт на зов,
Триумвиром, сыном Рима
Смерть свою принять готов.
И не цезаревой своре
Издеваться надо львом -
Наповал сражён любовью,
Сам пронзит себя клинком.
Он на нежность Клеопатры
Променял суетный мир,
Честью пренебрёг и славой,
Гордый римский триумвир.
Знаю, плебс мешает с грязью
Римский дом и образ мой,
Где Октавия, супруга,
Жизнь влачит свою, вдовой.
Передай ей, Клеопатра,
То, что видел мой авгур -
Сына нашего, на троне,
Разодетого в пурпУр.
Ну а ты, моя колдунья,
Освети стигийский путь,
И сожги огнём улыбки
Смертную тоску и жуть.
Цезарю оставлю арки,
Лавры, блеск его мечей,
Что сенатские триумфы
Пред лучом твоих очей!
Гибель, о Египет, гибель!
Слышу возгласы врагов,
И стремительней кинжала
Топот дробный их шагов.
Чем в бою, нет слаще смерти,
Сердце, бег свой укрощай...
Да хранят тебя Изида
И Осирис... Рим, прощай!
Оригинал на английском:
ПЕРЕВОДЫ С ФРАНЦУЗСКОГО и других языков
СРЕДИЗЕМНОЕ МОРЕ. Жан Екар
Здесь можно послушать аудио-версию:
http://litdosug.ru/content/sredizemnoe-more-zhan-ekar
Обитель тёплых вод, пруд неги и покоя,
Большое озерцо - перелетят вполне,
Без страха, стаи птиц... Кудрявых пиний хвоя
И вайи пальм, дрожа, зеркально льнут к волне.
Заливы кружевом украшены, как ризы,
А галька с берегов сверкает серебром,
Латинский парус смел - презрев твои капризы,
Плывёт, как лебедь горд, к мистралю* став ребром.
Ты Амфитриты лик являешь, светлокосой,
Твой тонкий пеньюар приоткрывает нам
Узор изящных вен на спящей плоти росной
Под рюшами из пен, скользящих по волнам.
Ленивый томный жест – и небо, обмирая,
Стремится вниз сойти, с тобой возлечь тотчас,
И ты, как в забытьи, поёшь, зачем – не зная,
Пока постели шёлк соединяет вас.
Достаточно ль тебе быть зрелой и красивой,
Чтоб солнцу подставлять беспечно наготу,
Когда не хочешь, чтоб зефир крылом, игриво,
Тревожил зыбкий сон и прочь прогнал мечту?
Надоедает нам шумов неясных трепет -
То знает Океан, и каждый день свои
Строптивые валы за гривы властно треплет,
А ты глядишь, смеясь, и млеешь от любви!
* мистраль — холодный северо-западный ветер, дующий с Севенн
на средиземноморское побережье Франции в весенние месяцы.
ТЕНЬ АДАМАСТОРА. Огюст Лакоссад
Огромна боль, что рвёт тебя на части,
Пучина моря, бездна гневных вод!
Волна и ветер - что рычите в страсти,
Ведя враждебный вечный хоровод?
Иль чёрный дух вас гложет неустанно?
Откуда рёв и грозовой накал?
То ярость ли? Безумия в чём тайна?
Взаимна ваша ненависть, и странно -
Чем ветер разъярён, чей гнев питает вал?
Срезая пену в бреющем полёте
Шальные птицы, не стремитесь к нам!
Летите сквозь туман, там вы найдёте,
Обломки гнёзд, что приросли к камням.
Огни воздушных толщ, гудя громами
Злят Океан - он рыком даст ответ...
Бессилен лиры глас перед волнами!
Смешав свой дух с морскими голосами,
Величья глубины ей не познать вовек!
Могуч, тяжёл удар двух сил ужасных,
Но битвы пыл расцветил небосвод.
Приоткрывают нам, в атаках страстных,
Валы, у ног, всю бездну тёмных вод.
И день бежит! И оплеухи молний
Свой чертят на воде слепящий след...
Шторм снасти рвёт; и духом смерти полный
Кровь леденит... и Солнца шар безвольный,
Кровавя горизонт, летит в пучину бед.
Но что за дело, мой корабль? Отваги!
Лети и килем бронзовым рази
Ораву волн, глотни солёной браги,
Могуч и смел – сильней любой грозы!
Прекрасен ты в уборе белопенном,
Рывком на круп горячий подсади!
Ты фаворит морей - огонь по венам!
Пьяни меня тем грозовым рефреном,
Забавы для мужчин сулящим впереди!
Несётся бриг, он рассекает море
Своим отважным ростром, в ураган;
В пылу борьбы разгорячась, он вскоре,
Толкает мощной грудью Океан.
Кидают волны тонны водной пыли,
Пытаясь сокрушить его борта;
Он кренится, вздымаясь, пенясь в мыле -
Ни громом, ни водою не разбили...
Охапки молний злых кусают за бока.
Ужасны море, ночь и гул Аида!
В тени у мыса скрыт подводный риф.
Но среди тьмы печальная планида
Явила призрачно свой бледный лик.
И в свете том туманы побелели,
Клубясь преградой, что колеблет взор...
И мне, смотря на волны, что ревели,
Почудилось - или на самом деле,
Прошёл в кипящей мгле фантом - Адамастор.
- О, исполин морей! Избавь от рифа,
Одним движеньем море успокой!
Я верю, ты не порожденье мифа –
Скажи: «Довольно!" смерти роковой,
Что затаилась под скалой, в засаде!
Ты - повелитель бурь, ветров и вод,
Тебе послушны все... Я смолк, в досаде...
Под рокот волн, с широкой водной глади
Донёсся гулкий бас: «Свободен путь! Вперёд!»
ПРИВЫЧКА. Огюст Анжелье
Врачуем наши раны, не пропуская дня,
Привычки кроткой тихими руками,
Что льют на них забвения бальзамы,
Целебные повязки на сердце нам кладя.
И грусти благородной, не склонной отступить,
Желающей продлиться в сладкой муке,
Любовь былую взявши на поруки -
Жестокость укрощают, слегка умерив прыть.
И каждый день те руки сужают боли круг
Баюкающей магией привычки -
Тоска не помышляет уж о стычке,
Слабеет, покоряясь... уходит, но не вдруг.
И тем же тихим жестом, что усыпляет боль,
И тем повторным нежным прикасаньем,
Стирают чувства прошлого сиянье,
Как в зеркале – дыханье стирает исподволь
Движения, улыбку... И даже милый лик,
Что нёс нам гибель и священный трепет,
Покроет пыль, и взор как будто слепнет –
Исток печалей блекнет и чахнет в тот же миг.
И с каждым днем спокойным смягчается печаль,
Пред меркнущим сияньем наслаждений...
И те же руки тихие приносят примиренье
Сближая день текущий с тем, что уходит вдаль.
От мелких удовольствий мельчают муки вдруг,
И утишая рану, в душе царит покой,
Великие страдания снимает как рукой,
И шрамы лишь напомнят жестокую игру.
Тому же, кто лелеет страдание своё,
И слёзы льёт над болью уходящей -
Любые пытки исцеленья слаще...
Того страшит Привычка и дело рук её.
ПОЗДНИЕ ЛАСТОЧКИ. Джиованни Пасколи
(перевод с итальянского)
Струится дождь над мертвым телом лета,
бежит вода, шурша по листьям мёртвым,
на ясный день наложит ветер вето
бросая горсти брызг к порогам стёртым...
И всюду гром рокочет басом, вроде,
По крышам жестяным несёт волну.
Я приоткрыл окно, услышав пенье
потоков бурных, что сливались в реку.
Почудилось? Во мгле мелькнули тени -
комки промокших перьев, на потеху
дождю... то ласточки, назло природе,
не улетели в летнюю страну.
Где майских гроз фривольные спектакли,
С дождливым днём и розовым финалом?
Их день прилёта с ними схож, не так ли?
Страстями вешними и чувств накалом...
На месте гнёзда – добрая примета!
Им племя пело гимн, идя ко сну...
Но род их птичий улетел далёко!
И даже грезит всласть о дне возврата,
и повторяет песню, что высоко
под не'бесью споёт, в лучах заката...
И ждёт денёк Святого Бенедетто
в Багирми дальнем... или же в Борну.
Закрыл окно, но злой холодный ветер
Успел ударить шквалом брызг... ну как там
Те ласточки, в ненастный этот вечер?
Смотрю, как с крыши воды льют, раскатам
громов небесных лихо подражая,
А ветер бьёт всё крепче по окну.
На фоне облаков, гонимы смерчем,
Увидел два летучих силуэта
Печальных... и утешиться им нечем -
парят одни в той бездне без просвета,
оставив позади мечты о рае,
что тронули сердечную струну.
Отец и мать. А под накатом крыши
Гнездо висит - в ряду немых, незрячих...
Оно на месте, чудом: стонет, дышит,
И шесть птенцов неоперённых прячет.
Их прежнее погибло в одночасье,
и свили рядом новое... К чему?
Ведь умер год, и день погибнет вскоре,
Одно гнездо поделят на два сердца.
Средь умерших вещей витает горе -
птенцов родных беспомощные тельца.
А тут потоп и гром, ветра, ненастье...
И будущее кануло во тьму.
Дорога. Альфред Маргул Шпербер
(перевод с немецкого)
Я помню, раньше здесь качались травы,
Луг был опутан сетью певчих троп,
И каждый выбирал себе по нраву -
И весельчак, и хмурый мизантроп.
Но лишь одна тропинка, звонче прочих,
Пророчила удачу и успех -
До пения волшебного охочих,
Она влекла стократ сильнее всех.
А время шло... тропинки зарастали
Полынью горькой, пышною травой,
И лишь одна вела в чужие дали,
Свидетельница драмы вековой.
А луг был обречён, чтоб дать ей место -
Она росла и путников вела,
И хорошела, будто бы невеста,
И гибким телом землю обвила.
Кто ж первым шёл по девственному лугу,
Кто первым слышал пение сивилл?
Чему обязан — храбрости, испугу?
Но музыку небес он уловил!
Быть может, помнил песню колыбели,
Под тихий шёпот матери, во сне?
Иль ароматы леса прилетели,
Как чайки к морю, рано по весне...
Я по его следам ступаю смело,
С ним шёл из дома прочь, ища мечту,
Но не поймал рукою онемелой
Жар-птицу счастья — только пустоту!
С тобою, друг, объездили полмира,
Тоску по Родине храня в груди...
И к лугу мёртвому зовёт нас лира,
И сердца метроном стучит: «Иди!»