анализ мочи по Ничипоренко - клинический тест. неважно.
«КРОВЬ И МОЧА» –
лаборатория любви.
драма
Действующие лица:
Иван Петрович Петров - врач-лаборант, 50 лет.
Луиза – медсестра, под 60 лет.
Наташа – тургеневская девушка.
Митя – молодой человек.
Аделаида, мама Мити – женщина бальзаковского возраста.
Полуэктов и Николаев – друзья юности.
1.Лаборатория.
На двери табличка: «Кровь и Моча». Забор анализов с 8 до 11.
ИВАН ПЕТРОВИЧ И ЛУИЗА.
Иван Петрович:
Обидно мне за Н.Ничипоренко.
И за его весомый вклад в науку.
Ведь поколения больных несут анализ,
не зная, что обязаны ему
параметрами сахара, белка,
случайных примесей, бактерий и солей,
и прочей биохимии…
Луиза! Поставь пробирки, выгляни в окно –
весна какая,
вытри подоконник.
Есть реактивы, или заказать?
Луиза:
Заказывайте.
После выходных опять припрут
на сахар, на белок и крови общей на билирубины.
А что, Иван Петрович, ваш рукав
такой коричневый?
Не высеяли яйца глистов?
Иван Петрович:
Луиза, это прачке.
Вот работа! Не реактивом обольешься,
так дерьмом…
Так вот, Луиза, про Ничипоренко.
Его незримо тень парит над нами –
служителями лакмусовых проб,
реторт, спиртовок и стеклянных колб.
Ведь сколько вокруг нас кружит инфекций,
летят по небу вирусы, микробы,
передаются капельным путем…
Луиза:
А вот был случай, как летел по небу
обычный аэробус, так его
ракета сбила. Люди утонули.
Евреи, между прочим. Очень жаль…
Иван Петрович:
Да, Луиза,
роль случая огромна, велика,
особенно – несчастного.
Бывает,
летит со стройки, с высоты – кирпич,
весною с крыши падают сосульки,
неплотно люк задраен под ногами,
а сколько злющих, бешенных собак
таятся в темных, страшных подворотнях!
А сколько хищных молодых девиц,
что алчут поскорее выйти замуж!
А выпивших водителей, Луиза!
А, скажем, шизофреник с топором, залитым кровью!
А хулиган! Воровка на доверие!
Презерватив порвался – вот те СПИД!..
Кошмар, Луиза! Если одного
комар кусает, скажем, малярийный,
тогда как в этот час и в этот миг
трамвай другому отрезает ноги.
А что б не поменяться им местами?
Луиза:
Ну?
Иван Петрович:
Что – ну?
Все – случай в нашей жизни,
все – внезапность.
Тебе, Луиза, верно, неизвестно,
ведь ты живешь еще по Птоломею,
и центром мирозданья мнишь, наверно,
вот этот вот лабораторный стол.
Луиза:
Кто этот Птоломей?
Иван Петрович:
Луиза, детка, не должен я, конечно, забивать
твой ясный и незамутненный разум,
его тревожить лишними словами,
ненужным знанием его обременять.
Я лишь одно хотел сказать тебе, Луиза,
сказать, как практикующий агностик…
Тьфу, черт возьми…
сказать, что все случайно,
но, вместе с тем, предопределено…
Луиза:
Совсем запутал…
Мне работать надо. (в коридор)
Кто есть еще анализы сдавать?...
2. АДЕЛАИДА И МИТЯ.
Аделаида:
Творог, яйцо и никакого кофе.
Ты бледный и какой-то невеселый.
Митя:
Чего б я веселился в полседьмого…
Аделаида:
Нет-нет, все совершенно неспроста…
Я думаю, тебе не повредит
пойти к врачу и выяснить причину.
Ты переутомлен. Вон, под глазами,
какие синяки! А эти руки!
Митя:
Мама, я их мыл!
Аделаида:
Конечно, нет, но я и не об этом.
Они трясутся, Митя! Посмотри!
Митя:
Ой, мама, вечно ты преувеличишь!
Аделаида:
Нет, я сейчас же, я сию минуту
звоню Иван Петровичу Петрову.
Пусть сделает анализы и скажет,
что ты смертельно болен.
Митя:
Я здоров!
Аделаида:
Ну, не упрямься!
Это же не больно.
А больно будет, если разовьются
твои болезни,
станут острой формой,
и ты не сдашь экзамен.
Я звоню…
Иван! Привет! Звонит Аделаида…. Сто лет, сто зим, ага…
Митя:
Сто Лен, сто Зин…
Аделаида:
Мой сын неважно выглядит, Иван,
в преддверии сессии он бледен и печален,
мне кажется, он болен.
Ты б проверил.
Хотя б анализы.
Во имя наших чувств…
Ой, надо же, мон шер, я тоже помню…
Прошло немало лет… но мой сыночек…
Иван, прошу, во имя наших чувств…
Да-да, конечно, но, твоя супруга…
Вдовец? Печально…
Завтра, в понедельник…
В кафе «Лоза», что на Новослободской..
Приду, приду, мон шер ами, приду… (кладет трубку)
Так, Митя!
В лабораторию с утра,
вот тебе банка из-под майонеза,
и кровь из пальца тоже надо сдать.
Митя:
Но у меня зачет!
Аделаида:
Болезнь важнее!
Я позвоню профессору Мешкову.
Мешков не зверь, поймет меня как мать.
Митя:
«Поймет, как мать…»
поймет, как Хронос – время,
как Прометей – орла,
как сорок братьев,
как деканат – студента.
Он поймет...
он тут на днях отчислил
двенадцать человек…
Аделаида:
Мы будем спорить, или собираться?
Мать для него старается, а он!
Неблагодарно, Митенька!
Конечно,
пусть мать ослепнет,
пусть она оглохнет,
пусть выпадут ее густые пряди,
и зубы выпадут, пускай уже совсем…
Она ночами не спала, не ела,
вот тут неблагодарного носила,
а тут она его потом кормила,
а он не хочет отнести мочу…
Мне плохо, Митя, дай воды и капли!
Возьмешь ты банку из-под майонеза?!
Или пусть мать умрет назло соседям
и внуков не дождется никогда?!
Митя:
Конечно, мама.
Я пойду в больницу. Все сделаю,
вот капли…
Аделаида:
Хорошо…
3. НАТАША
(смотрит в окно, в руках томик Шекспира)
Зачем Господь придумал это вечер?
Зачем он сочинил весну и лето?
Зачем тепло и соловей щебечет?
Зачем лягушки квакают в пруду?
Зачем на свете есть стихи и песни?
Зачем цветы и фрукты, и вино?...
Кому-то ведь везет,
пойдет случайно,
на дискотеку, скажем,
на прогулку, иль просто так, споткнется на дороге,
а руку ей протянет непременно
тот человек, кого всю жизнь ждала…
А я?
И рост, и вес и возраст,
глаза и губы, вроде, все на месте,
и грудь, и ноги прямо от зубов…
А все – одна. И нет на белом свете
такого молодого человека,
кто б пригласил меня в театр иль в концерт.
А вот, Лариса,
смотри-ка, в школе мы в одной учились,
и жили по соседству,
ей ребята
проходу не дают,
а, между прочим, и ноги у нее совсем кривые,
и троек полный аттестат и сколиоз.
Или Маринка… Замужем и дети, и два любовника,
хотя, наверно, врет…
А я одна. А ведь ничем не хуже…(открывает книгу)
«Ромео, где ты? Дудочку бы мне,
чтоб эту птичку приманить обратно!
Но я в неволе, мне кричать нельзя,
а то б я эхо довела до хрипа
немолчным повтореньем этих слов:
«Ромео, где ты? Где же ты, Ромео?»…
4. ПОЛУЭКТОВ И НИКОЛАЕВ
Полуэктов:
Что, Николаев, как жена, как дети?
Ты, помнится, ведь раньше всех женился?
И все мы бесконечно удивлялись –
что в этой дуре ты тогда нашел?
Ведь самый видный парень был на курсе!
И на гитаре, на аккордеоне,
на ложках…
ты ж на всем умел играть,
душа компании…
А эта твоя Нина…
Николаев:
Нет, Зинаида…
Полуэктов:
Да, Зинаида, ловко окрутила…
А девки ж сохли, Коля по тебе!
Николаев:
Да кто там больно сох…
Полуэктов:
Ну, скажем, Аня.
С филфака, Ольга Скорикова сохла,
да все мы сохли, Коля, е-мое!
Николаев:
Что ты несешь!
Полуэктов:
Прости, мой друг, действительно увлекся.
Так что там дети, Коля,
что там Зинаида?
Николаев:
Да, как тебе сказать…
Полуэктов:
Скажи всю правду!
Ведь мы ж с тобой не зря всю юность вместе,
ты КВНы помнишь, стройотряды…
Николаев:
Да помню, помню…
Все хреново, Паша.
Последние тринадцать лет нет жизни.
Она ее мне, Паша, отравила,
она сгубила молодость мою.
С утра пораньше:
«Ах, зачем я замуж пошла за инженера,
за урода, на что польстилась, дура,
а ведь были
получше партии…»,
и матери звонит.
А теща, Паша, ну ничем не лучше:
«Не для того я Зиночку рожала,
чтобы мудак какой-то, недотепа,
не мог ее нормально содержать…»
А дети, Паша!
Зинкино отродье, не учатся,
совсем на спорт не ходят,
им только б развлекаться.
Все в нее…
Полуэктов:
Ну, Николаев…
А уйти пытался?
Николаев:
Пытался, Паша. Некуда уйти.
(шепчет)
Я, грешным делом иногда мечтаю,
вот пусть бы она, что ли, заболела,
смертельною болезнью, скоротечной,
и через месяц, может, умерла… (взрывается)
Ведь люди же болеют, Полуэктов!
Проказа, диабет, саркома мозга,
лимфаденит, туберкулез костей…
Или, допустим, вот несчастный случай…
Пошла б она куда-нибудь к подружке,
а на углу б ее машина сбила и – все,
свободен, Коля-Николай!
Или хотя б грибами отравилась…
Полуэктов:
Грибами, говоришь…
А что, идея!
Есть у меня товарищ, Николаев!
Он врач, точнее доктор-лаборант.
Ну, в просторечии – калоковыролог.
А где лаборатория, там – яды…
Николаев:
Ты, Паша, это…
Ты же не всерьез?
Полуэктов:
Да что там не всерьез!
Ну, сколько можно
влачить тебе ярмо семейной жизни,
тебе ведь только сорок два, дружище,
еще довольно много впереди!
Сейчас берем такси и мчим в больницу.
Петров нам даст такого, знаешь, яду,
чтобы по капле, то есть незаметно,
ты ей в еду куда-то подливал…
Чтобы она вдруг стала чахнуть, сохнуть,
и через месяц, максимум, загнулась…
Николаев:
Какой кошмар! Ведь ты меня толкаешь
на пре-ступ-ле-нь-е!
Я так не могу!
Полуэктов:
Еще как сможешь!
И освободишься!
Я это делаю тебе по старой дружбе.
Ты, Коля, мне потом спасибо скажешь,
и на вторую свадьбу пригласишь!
Решайся, друг! Поехали за ядом!
Николаев:
Поехали! Пора менять судьбу!
5. ИВАН ПЕТРОВИЧ, ЛУИЗА и ПОЛУЭКТОВ.
Иван Петрович:
Луиза, Господи, мой свет,
Аделаида…
Нашлась, а ведь прошло немало лет..
Какая женщина!
Фемина и ундина. Наяда, нимфа…
Луиза:
Взять анализ лимфы?
Иван Петрович:
Какая лимфа? Говорю – русалка…
Какая женщина…
Она меня любила.
И вот ведь – случай, все, Луиза,
случай.
Я был в интернатуре на Кубани.
Шесть месяцев.
Она не дождалась.
Ее увел воинственный полковник…
Луиза:
Какого рода войск?
Иван Петрович:
Зачем тебе?
Ну, бронетанковых, положим.
Это к делу
почти что не имеет отношенья.
И вот она сегодня мне звонит.
«Возьми, мон шер, анализы у сына»…
Луиза, и назначила свиданье,
в кафе «Лоза» в ближайший понедельник.
Луиза:
Пойдете?
Иван Петрович:
Видимо, пойду… (стук в дверь)
Да-да, входите…
Паша Полуэктов?
Как неожиданно! Входи, безмерно рад…
Полуэктов:
Я тоже рад, Петров, тебя увидеть.
Есть дело. Строго конфиденциально.
Тут есть, где нам поговорить?
Иван Петрович:
Луиза, выйди…
Да, Паша, слушаю тебя.
(Полуэктов шепчет на ухо).
Иван Петрович:
…О, Боже правый, Паша, неужели?
Нет-нет, и не проси меня об этом…
Я, Паша, клятвой Гиппократа клялся,
что никому вовек не наврежу…
Полуэктов:
Иван, ну прояви же состраданье!
Тебе что стоит?
Ты ж ее не знаешь!
А Колька друг мой был наипервейший,
и лучший, со студенческой скамьи…
Иван Петрович:
Ну, как же быть, мне, Паша…
Я ведь буду, что?
Соучастник?
Нет, и не проси…
Полуэктов: (вкрадчиво)
Послушай, Ваня, а интересует
тебя, ну, как ученого, конечно,
какие-то загробные процессы,
какая-нибудь, там, другая жизнь?...
Иван Петрович:
Эсхатология? Ну, да…
К чему ты клонишь?
Полуэктов:
Ну, ты бы мог, к примеру, все то время,
что Зинаида будет в полу-коме,
ее обследовать, ну, типа, изучать…
Они ж, когда одной ногой в могиле,
я сам читал в газете, между прочим,
они становятся проводниками
и связывают разные миры.
Иван Петрович:
Ну, да, имеется такое мнение.
Мне, как ученому, конечно, важно…
Допустим, интересно, даже очень.
Ведь это, Паша, Нобелевкой пахнет!
Всемирной славой, Паша!
И открытием,
которого, возможно, люди ждут!…
Ну, хорошо. Я отолью немного.
Сегодня реактивы заказал, как знал, как чувствовал…
Там и мышьяк и стронций.
Пусть Николаев утречком приходит,
ну, и понятно, будет глух и нем!
Полуэктов:
Могила, безусловно.
Обижаешь!
Огромное, Иван, тебе спасибо!
До завтра! До утра!
Иван Петрович:
О, ревуар!..
Луиза, где ты?
Луиза:
А?
Иду, Иван Петрович!
Что случилось?
Иван Петрович:
Ты это, вот что…
Ты вот в эту банку отлей, Луиза,
вон из той пробирки,
где череп нарисованный и кости.
И вот сюда, пожалуйста, поставь…
И ничего, смотри, не перепутай.
Зайдет с утра товарищ Николаев,
ты эту банку из-под майонеза,
отдай ему, Луиза, будь добра.
Луиза:
А это что? Не яд, Иван Петрович?
Иван Петрович:
Что за шекспировские, право,
страсти,
конечно, нет, Луиза,
(фальшиво) ха-ха-ха…
6.НАТАША (вечер, читает)
«Приди же, ночь! Приди, приди, Ромео,
мой день, мой снег, светящийся во тьме,
как иней на вороньем оперенье!
Приди, святая, любящая ночь,
Приди, и приведи ко мне Ромео!»…
О, что со мной, в ногах такая слабость,
два дня испытываю головокруженье,
какая-то болезнь во мне таится,
какой-то вирус, видимо, живет.
Я завтра же с утра пойду в больницу.
Ах, до чего же холод грудь сжимает,
такую грудь сжимать бы не ему…
А эти ножки, что меня не держат,
да, если бы их ловкою рукою
чуть приподнять,
еще бы как держали,
а эти бледные, бесчувственные губы,
вот если б кто-то их согрел дыханьем…
Но – бесполезно.
Очевидно, вирус. Конечно, вирус.
Завтра же к врачу.
7.АДЕЛАИДА И МИТЯ
Аделаида:
Сынок…
Митя:
Все, мама, сделаю как надо…
Аделаида:
Прием до десяти…
Митя:
Я помню, помню..
Лаборатория «Моча и Кровь»,
В районной поликлинике.
Аделаида:
А-а…
Митя:
Конечно, мама. Чистыми руками,
И горло целлофаном завязал.
Аделаида:
О, Боже!
Митя:
Горло майонезной банки…
Я побежал. Попозже позвоню!
Аделаида:
Поосторожнее через дорогу!...
… какой он нынче, мой Иван Петрович?
Я чувствую, во мне бушует юность!
Зачем его не дождалась тогда?
Зачем мне подвернулся тот полковник?
С тех пор я ненавижу гарнизоны.
А эти шутки грубых солдафонов,
А это вечное: «Ложись, раз-два!»
И эти бабы для уборки в танках,
Девицы эти, для прочистки дула…
«Я, - говорил, - гусар, Аделаида!»
Какой гусар! Улан и кирасир!
Поручик Ржевский, хам, кутила, бабник…
Иван Петрович, милый и несчастный,
Прости меня за сломанную жизнь…
(плачет)
8. ЛАБОРАТОРИЯ. МИТЯ, НАТАША, ЛУИЗА.
Луиза (в коридор):
Анализы нести поочередно.
По одному. По моему сигналу.
Наташа:
Кто сюда последний?
Митя:
Ну, я…
Наташа:
А я тогда за вами.
Большая очередь?
Митя:
Да кто ее поймет? То там заходят,
То вон там – выходят.
Наташа:
Погода неплохая… Вы больны?
Митя:
Не думаю.
Наташа:
А я какой-то вирус, возможно, подцепила…
Митя:
Ой-е-ей!
Наташа:
Вы знаете, сейчас такое время…
Митя:
Да, знаю…
Наташа:
А меня зовут Наташа.
Митя:
Как неожиданно. Я – Митя,
то есть – Дмитрий…
Луиза:
Вы, девушка, мочу свою несите…
Наташа:
Ну, вот, меня зовут…
Митя:
Я подожду.
Луиза:
Поставьте свою банку на тележку.
За результатами в четверг.
Пусть парень входит.
Наташа:
Вас вызывают, Митя.
Митя:
Жди, я быстро,
Не уходи, мне очень много надо
тебе сказать…
Наташа:
Ах! Я готова вечность прождать тебя,
Ромео, мой Ромео!
Луиза:
Сюда ставь банку! Право, малахольный!
С тобой что, парень? Будешь нашатырь?
Митя:
Я, знаете ли, кажется, влюбился…
Луиза:
Ну, это в твоем возрасте бывает…
Давай-ка кровь тебе возьму из пальца!
Митя:
Не надо крови.
Это не поможет. Она мне нравится.
Луиза:
Еще б! Такие ноги!
Посмотрим, что ты скажешь после свадьбы…
Так, следующий…
Митя:
Я пришел.
Наташа, не хотите ли в театр?
Наташа:
Одиннадцать утра. Ну, разве, в ТЮЗ…
(уходят. Входит Николаев)
Николаев:
Э-э, здрасьте, это, в общем, Николаев.
Луиза:
А-а, Николаев, там для вас отлито.
Возьмите в банке из-под майонеза.
(звонит телефон, Николаев берет с тележки банку, торопливо уходит)
Да, слушаем, забор мочи и крови.
Берем на сахар, на билирубин,
несите, не мешайте мне работать…
А где же этот самый Николаев?
Он банку взял с девициной мочой!
Ох, елки-палки, что же теперь будет?..
Да ничего не будет, в самом деле…
Мышьяк-то здесь,
я уберу подальше,
а он Петрову скажет: «Не помог»,
ведь так бывает с мышьяком нередко.
Анализ девкин – самое простое.
Поди, моча у нас – не дефицит.
9. НАТАША И МИТЯ
Митя:
«Джульетта, ты как день,
стань у окна, убей луну соседством,
она и так от зависти больна,
что ты ее затмила белизною…»
Наташа:
Вы любите Шекспира?
Митя:
Так, читал…
Я больше, знаете, люблю Би-2,
люблю БГ и «Нож для фрау Мюллер»…
Наташа:
У нас так много общего с тобой,
могу поклясться, что арбузы любишь
ты больше дынь…
Что так и есть? Я, правда, угадала?
Митя:
«Джульетта, детка, стань моей супругой…»
Наташа:
Я, Митя, если честно, хоть сейчас…
10. АДЕЛАИДА И ИВАН ПЕТРОВИЧ
(кафе «Лоза», вечер)
Иван Петрович:
Аделаида,
годы не коснулись тебя,
ты даже в юности так не была прекрасна…
Вот он, счастливый случай!
Как я рад, что мальчик твой немного заболел…
Аделаида:
Но-но, Иван! Здоровье ребенка – что может быть для матери важней! Так не шути.
Иван Петрович:
Я не шучу. Я весь, Аделаида, дрожу,
как в дни свиданий первых…
Я все думал,
какую роль играет в жизни случай,
так вот, огромную играет роль!
Ведь если б мальчик твой, сыночек Митя,
не стал бледнеть, худеть, потеть и чахнуть,
так разве б всколыхнулось твое сердце,
так разве вспомнила бы ты меня?
И вот мы встретились.. Какое, право, чудо,
и я горю вчерашними страстями,
как будто не было пустых, унылых лет..
Аделаида:
Постой, Иван, что показал анализ?
Иван Петрович:
Согласно пробам по Ничипоренко,
твой сын здоров, он – воплощенье нормы!
И даже, больше я скажу :
Луиза, моя помощница, сказала -
в коридоре
он встретил девушку,
и сделался влюблен,
бесповоротно,
страстно и навеки…
Аделаида:
Вот как…
Иван Петрович:
Аделаида, это же прекрасно!
Две свадьбы это лучше, чем одна!
11. СВАДЬБА. НАТАША, МИТЯ, АДЕЛАИДА, ИВАН ПЕТРОВИЧ, ЛУИЗА, ПОЛУЭКТОВ, НИКОЛАЕВ, СТАТИСТЫ.
Иван Петрович:
Друзья мои! Поднимем-ка бокалы!
Хочу я выпить за Ничипоренко!
Ведь это он, ну, если, разобраться,
привел нас всех сегодня под венец!
И если бы не он, Ничипоренко, кто знает,
стало бы на белом свете
на две счастливых пары больше, или нет?
Статисты:
Горько, горько!!!
Полуэктов:
Ну, Николаев, как твои успехи?
Как Зинаида?
Николаев:
Веришь – не берет!
Сначала я ей подливал по капле.
Потом по две, а ей все нипочем!
Полуэктов:
Вот черт! Я слышал, у стервозных баб
отчаянно высок иммунитет.
Николаев:
Но я судьбу переломил, дружище!
Я все-таки решил поймать
за хвост
своей удачи птицу…
Полуэктов:
Коля, не томи! Что ты удумал?
Николаев:
Я завербовался
на рыболовный сейнер.
В эту среду
отходим, прямо на Владивосток.
Попробую себя в серьезном деле,
мужской, суровой жизнью поживу.
Хеменгуэй писал «Старик и Море»,
Ремарк писал о дружбе и надежде,
а я под старость напишу про хека
и про минтая тоже напишу…
Полуэктов:
А Зинаида?
Николаев:
Пусть живет, как знает…
А если яд подействует потом,
приеду, схороню, все честь по чести…
Полуэктов:
А если – нет?
Николаев:
А если – нет,
то хека в нашем море мне хватит,
и не на одну путину,
а там, глядишь, найду себе рыбачку,
но к Зинаиде больше не вернусь!
Полуэктов:
Что ж, Николай! Безмерно уважаю!
Вот это называется – поступок!..
Аделаида:
Ах, нет меня счастливей, дорогая!
Наташа:
Как я вас, мама, нынче понимаю…
Митя:
Кричите же нам, люди, «горько, горько»!
Я целовать ее опять хочу!
Иван Петрович:
О, Боже, как я счастлив! Какой волшебный
и прекрасный случай!
Луиза:
А интересно,
вспомнит Петров-то про
Наташкину мочу?
Полуэктов:
Давайте, молодые, грянем песню!
Николаев:
Да! Про моря или про океаны!
Наташа:
Зачем про океаны, про любовь….
Про чувства, про возвышенные чувства!..
Луиза:
Ну, пойте, тогда что ли побыстрей!
Все поют Финальную песню.
Конец.