..........2. МОСКВА
«Древлий Рим силён был и богат,
на седми холмах мошной гремел.
Рим другой – ну, стало быть, Царьград –
тожеть семь холмов свои имел.
И выходит: на Святой Руси
Третий Рим – наш – на седми холмах!
Ноги-от в навозе и грязи,
но глава в золотных куполах!
Праведность и тяжкие грехи
помнят стены древляво Кремля.
Тьму людишек гордых и лихих
схоронила мать сыра-земля.
Зде, на плахе, довелося пасть
не одной кудрячей голове.
Маили князья удельну власть,
животами отдались Москве.
Вольницы племён и городов
падали под остриё мечей,
и гудели сорок сороков
в честь московской отчины князей…
Сколи кривды видел Третий Рим,
сколь пожарищ, ворогов и смут,
но досели, вишь, непобедим,
но досель не дался никому!
Первой – от варягов пострадал,
вторый – был салтанами добыт...
Третий – порождён назавсегда,
и, даст Бог, четвёртому не быть!»
Это говорил блаженный дед
кучке подвернувшихся зевак.
Над холмами занялся рассвет,
по Неглинной крался полумрак.
К куполам церквей на берегу
свет зари притронулся едва,
а уже гудела на торгу
шумная крикливая Москва:
- Эй, кому блины?!
- У тя каки?
- Яшневы с икрою!
- А у тя?
- Со сметаной!..
- С мясом пироги!
- Пес, поди?..
- Ты сам поди к чертям!..
- Эй, кому, робяты, каравай -
пашаничный, яшневый, ржаной?!..
- Кипяточок с мёдом!
- Сам лакай!
- А пошто же так?
- Да, не хмельно!..
- Сладкие оладьи, подходи!..
- Эй, кому вишнёва киселю?!..
- Куды прёшси, перепил, поди?!
- Я, чай, русской, не ордынец – пью!..
- Покупай кафтан!
- Кафтан? Какой?
- Деревянной, – для погоста, в прок!..
- Ратуйте – кису* сорвали!
- Стой!!!
- Не ори – ярыга* уж побёг!..
Жизнь бурлит, мелькает на торгу,
движется, колышется толпа.
Где-то у повозок бьют в кругу,
матерно орущего попа.
- Эй, стрельцы! Стрельцы!
- Чаво тебе?
- Бьют попа!
- А камилавка*?
- Тут!
- Ну, пущай! Попа сколь хочешь бей,
камилавку тронешь, – засекут!..
У Кремля на площади в рядах
дьяк читает приговор в народ.
На «козле» мужик в одних портах,
и палач рассержено орёт:
- Люд, раздайси!..
- Шо орёшь, блоха!
- Не блоха, ён – клоп!
- Не клоп – ловкач:
топором в мясных рядах махал,
а теперча, нате вам – палач!..
Свищет кнут, пытаемый блажит,
дьяк кричит:
- Хорош!
- Раздайси, ну!
Ухо отмахнув, палач грозит:
- Не воруй, другое отмахну...
- Карнаухай!
- Што украл мужик?
- Курицу!
- Всего-то? От суды!..
Битого в телеге – полужив –
повезли за вшивые ряды.
А на вшивом моют и стригут –
из волос ковёр, парная мгла.
Бабы, мужики, прикрыв свой блуд,
прыгают в Москву-реку стремглав.
- Эй, молодший, срам прикрой, а то
на попа с волосьями похож!..
- Грех омыла, жонка?
- Те-то что?
- Сало свое дорого сдаёшь?..
Проплывает лодка по реке,
в ней сидит нездешний человек –
при плаще, при шпаге, в парике
на поднятой гордо голове.
- Гей, робяты, дай немчину в глаз!
- Эй, кукуй*, подь на кукуй сюды!
- Со-то-на! За их изветы нас
ложат под боярские кнуты!
- Цыть, в Земском приказе запоёшь, –
вон, истцы* шныряють по рядам!
- Тех царёвых псов пушу под нож,
но себя под кнут ужо не дам!..
- Эй, дорогу, люд!..
- Боярин! Глянь!..
- Чу, говно плывёт, раздайся, грязь!
- Хто вин е?!
- Хохлач, запри гортань!
- Долгоруков* – воевода, князь!..
Через площадь на коне верхом,
в окруженье челяди своей,
едет князь в кафтане становом,
в шубе из отборных соболей.
Проседь в бороде, орлиный нос,
грозен лик и угрожающ вид.
Ястребиный глаз разит насквозь,
узорочье пламенем горит.
Люди ломят шапки, спины гнут,
но проехал князь, и снова гам:
- Чу, боярин грозен!
- Зело лют!
- Сотона царёва!
- Не – слуга!..
С рынка у собора Покрова
до лотков за стенами Кремля,
каждый день торговая Москва
спорит, одобряя и хуля.
До заката не смолкает гул
и звенят мошны и кошели,
потому нет дня, чтоб на торгу
божедомы трупа не нашли…
*
Не видать церковных куполов,
над ночной Москвою тишина.
Лишь когда раздастся бой часов,
мигом нарушается она.
На боярских, княжеских дворах
по чугунным доскам слышен стук:
сколько раз пробило на часах,
столько повторяют много рук…
На столбе - иконка сквозь слюду
да в лампадке пятнышко огня.
Два стрельца стояли на посту
и дремали, бердыши обняв.
В карауле выпало стрельцам
у столба позорного стоять,
от живого бабьего лица
стаи псов голодных отгонять.
По уши зарытая в земле,
стонет баба и наводит жуть:
- Помогите, люди, околеть...
Червь могильной мне точаит грудь...
- Ишь ты, воет, чёртова сестра.
Мужика сгубила и блажит!
- Энтот аспид волосы мне драл,
в бок вгонял калёные ножи...
Ён с рожденья порченой, больной,
жонка ему вовсе ни к чему...
Оттого мучитель был такой,
я-от и убила потому...
На Фроловской перебой часов
затихал, над площадью дрожа,
и пошли на сотни голосов
в доски бить ночные сторожа.
В этом шуме молодой стрелец
различил неспешные шаги –
приближался добрый молодец
в жупане, что носят казаки.
- Эй ты, человече, хто такой?!
На кой бес тебя несёт сюды?!
- Эво, расшумелися, я свой,
выпить предлагаю вам, браты!
- От таки браты Москву мутят!..
- Выпить-то не худо, ежли што,
но глазыша страшные у тя...
Сказывай: отравное питьё?!
- Да пошто жа мне вас изводить?
Я не тать, не душегубец, чай!
Не хотишь, так я пойду…
- Годи!
Коль принёс чавой-то, угощай!..
- Пейте, вам такую не дают.
- На царёвой службе?.. Хто бы дал?
- Вместо водки - вам боярской кнут?
- Мы тряхнем бояр...
- Да ну, когда?
- Уж приспеет время, уж придёт.
- А пошто жа не теперь, браты?
- Погоди, ещё положим счёт,
знатно посчитаемся...
- Ух, ты!..
- Ух, не ух, Федот не так уж глух –
чует ухом в бубенцах набат!
- А пока ноздрей – боярский дух
и молчит… Што ж, пей за это, брат!
- Сам чаво не выпил, не поддал?
- Выпью, у меня ишо одна.
- Коли што, давай её сюда,
не скупись, вишь: ночка холодна!
По рукам вторая понеслась, –
голове всё легче и хмельней,
ноги так и рвутся в перепляс,
бердыши забыты в стороне:
- Ох, и водка, брат, у козака –
пьёшь, и дух захватывает, прям.
- На табашном зелье, ух, крепка,
хорошо шибает по нутрям...
От земли раздался бабий стон:
- Ой, тошненько, люди...
- Кто така?
- Да... Сгубила мужа... Энтих жон
держат в яме, не помрёт пока!
- Мобыть, стоил энтова мужик,
жонку дуже люто забижал?
- Може, стоил, може, заслужил?
Спорит хто? Мы только сторожа...
- О, пуста!..
- Шо, всё допил, малой?..
- Бачу, выпить вы не дураки.
Их шатало, в сторону вело,
сильно заплетались языки:
- Ох, и знатно угостил, козак,
без деньги напойной* – задарма.
- Боле нет?
- Да буде с тя и так!
- Есть! Мотри, топоршица карман!
- Точно! Зачал чествовать, не жмись,
угости, коль водочкой богат!
- На, упейся, ненасытной бис!
- Здравия тебе!
- Спасибо, брат!..
Не допив, один стрелец упал,
захрапел. За ним другой прилёг.
А казак ту бабу откопал,
завернул в жупан и с ней убёг…
- Ну, веди, веди да поспешай,
из могилы вырвалась жавой!
- Я иду, но тяжело дышать –
цельный день была в земле сырой.
Боженьку звала, штоб смерти дал…
Ты-от кто, как оказался тут?
- На торгу услышал, дьяк читал,
а потом гляжу: тебя ведут…
- За кого мне, сколи буду жить,
класть кресты? Тебя зовут-то как?
Ты мне только имечко скажи.
- Звать Степан! А прибыл с далека!
- Хорошо, Степанушко, идём...
Не домой, домой не поведу.
Вон за тыном тем, за пустырём
есть землянка, где нас не найдут.
Там держу товарец кой-какой,
разные вещички без затей
да юрода, дед живёт шальной –
скудной телом, мозгом иерей…
Миновали тын, а пустыри
скрытно пробежали второпях.
У землянки горбился старик
полуголый, тощий и в цепях:
- Ох, Ириньица, пришла жавой?
Не с того ли света?
- Все потом,
дедко, милай, ён – спаситель мой...
Што стоишь, Степанушко, пойдём!
По ступеням в глубь сырой земли
медленно спустились в темноте,
дверь открыли, в горницу вошли:
- От, Степан, мы схоронимси где!
- Добрые хоромы, хучь скачи!
Есть ли тут перина и кровать?
- Вона там, лежанка на печи.
Я пойду землицу отмывать…
Стенька саблю и зипун стянул,
скинул сапоги с уставших ног
и, до хруста в челюстях зевнув,
с наслажденьем на перину лёг.
Уж дремал и видел Дон во сне,
дверь открылась и вошла она.
Душегрея, сарафан на ней –
чудо, как красива и стройна.
- Ох, збудила, Степушко, прости,
дам отдох, соколик, ухожу.
- Да, ништо… Ириха, подойди,
ляжь...
- Допустишь? Лягу, ублажу!
Скину душегрею, сарафан,
крепко поцолую так, штоб ой!
- Так, цалуй...
- Медовой ты, Степан,
буду я по гроб твоей рабой.
Уж давно по мужаке скучна,
мой-та был совсем пропаший плод...
- Не спуста шел за тобой, точь знал,
што мякка ты и сладка, што мёд!..
* к и с а – кошелек
* я р ы г а – низший чин полиции.
* к а м и л а в к а - головной убор служителей провославной церкви
* К у к у й – слобода, где жили иностранцы
* и с т ц ы – сыщики
* Юрий Алексеевич Долгорукий – князь, боярин, воевода. Принял активное участие в подавлении разинского восстания
* н а п о й н а я д е н ь г а – плата за водку в кабаке