Когда в душе печаль и горечь,
Я сяду рядом на скамью
И попрошу его – «Егорыч!
Сыграй-ка нашу, мать твою!»
Изменчив нрав у музыканта,
Как атлантический муссон,
Но если хмеля доминанта,
Изобразит любой музон.
И всё в руках его играет:
Хоть то, хоть сё ему подай!
И льётся музыка без края,
Лишь подливать не забывай!
Но если он мрачнее тучи,
Невольник оркестровых ям,
Ответит ласково – «Голубчик!
Извольте следовать к чертям!»