На Руси нынче беcколокольно,
бездуховно у дымных развалин.
Как душе моей тошно да больно!
Вот и думы на волю позвали.
Вот и думы на волю позвали
ночью ясною в чистое поле.
Мало что-то в России проталин
после сталинской вьюжистой доли.
После сталинской вьюжистой доли,
после лагерного мордобоя,
до сих пор в нашей скорбной юдоли
отголоски народного воя.
Отголоски народного воя
давят на сердце и перепонки.
И примкнуты штыки у конвоя,
и собак лай доносится звонкий.
И собак лай доносится звонкий,
что натасканы на человека.
Но помчатся Дажьбога потомки -
беглецы из смердящего века.
Беглецов из смердящего века
не догонят ни пули, ни стрелы.
Пусть в охоте жестокой на зека
нет лимита в сезонных отстрелах.
Нет лимита в сезонных отстрелах,
нет закона в чащобах таёжных.
Лишь бы солнышко летнее грело,
лишь бы ягоду есть было можно.
Лишь бы ягоду есть было можно,
лишь бы гриб был без червя да сладким.
Вот тогда бы без мыслей острожных
путь наш был бы спокойным да гладким.
Путь наш был бы спокойным да гладким
по горам и порожистым рекам,
там, где нет вертолёту посадки,
там, где зверь не знавал человека.
Там, где зверь не знавал человека,
будут волк и медведь нам друзьями,
будто веха далёкого века,
заскрипит Старый Кедр над нами.
Заскрипит Старый Кедр над нами
и укажет дорогу нам Правью.
Побредём мы глухими углами
в Скит Святой между Явью да Навью.
Москва
24 августа 1999 г.