Стол. Ваза с перезревшими цветами.
Задастые амуры удивленно
Прислушиваются к тяжкому сопенью,
Колышущему шелковые складки,
На коих вышит их веселый хоровод.
Оргон, бедняга, до чего ты дожил!
А, впрочем, искренно ты роль свою играешь,
Тобой весьма доволен будет автор,
И щедро он тебя вознаградит,
Воздав комуждо по его заслугам.
А если сдернуть скатерть? Что тогда?
Что, госпожа Оргон, мы будем делать?
Какую новую изобретем уловку,
Чтобы меня, мерзавца, уличить?
Вы вся дрожите в страхе и волненье,
Гадая, буду ли я глуп настолько,
Чтобы попасться на столь грубый трюк.
Не бойтесь, ангел мой. Я вас не выдам,
И ради вас сваляю дурака.
Прикинусь я от страсти ошалевшим,
Затем, что, видимо, и впрямь влюблен.
А, может быть, мне просто надоело
Жить в сутолоке мелкого расчета,
Обрыдло здешнее благополучье?
Быть может, вспыхнула надежда, что не весь
Я обтартюфился? Быть может,
Мне молодость припомнилась, когда
И впрямь во славу имени Господня
Я жертвовать собой мог — не другими.
Ну что ж, сыграем, королю во славу!
Намерен откровенно я попасться.
Столь триумфальной будет моя низость,
Что автор сам захлопает в ладоши —
Пусть радуется, горд финалом пьесы!
Он так и не узнает, что я мог,
Мог, да не захотел откинуть скатерть.